Не проходите мимо - [42]

— Спасибо, я холост, — невинно отвечал звукооператор, подмигивая ошеломленному ассистенту.

— Правильно делаете. А как жена?

— Мечтаю об отдыхе, — едва удерживаясь от смеха, бойко отрапортовал звукооператор.

— Это хорошо! — Леденцов посмотрел куда-то вдаль затуманенными буркалами. — А возраст, простите, ваш?

— Ровно пять лет.

— И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии?

— Двадцать семь лет.

И вдруг глаза Леденцова приобрели испуганное выражение: вокруг стояли работники студии и дерзко смеялись. Леденцов дернулся в сторону и трусливо побежал. Смех подчиненных подталкивал его.

В последнее время Леденцов все чаще испытывал непривычное смущение. Его благие намерения, заключенные в анкетную форму, почему-то не находили отклика среди личного состава студии. Для установления контакта с подчиненными он опросил каждого сотрудника не менее четырех раз и только за последний квартал задал 183 647 вопросов. Но, как ни странно, взаимопонимания не было. На леденцовскую чуткость все чаще реагировали самым неподобающим образом.

Для того чтобы восстановить душевное равновесие, ему захотелось побыть одному. Но в коридорах сновали люди, в кабинетах шли споры и оперативные совещания. Наконец Леденцову удалось наткнуться на пустую комнату в сценарном отделе.

Состояние относительного покоя продолжалось недолго. Зазвонил телефон, и усталый голос междугородной станции сообщил, что на проводе Красногорск.

Затем кто-то очень далекий назвался Можаевым и обрадовался, узнав, что говорит с самим Леденцовым. Можаев сообщал о несоответствии сценария действительности, о протесте матери-героини Калинкиной, о том, что товарищ Шишигин в курсе. Затем он доложил, что они с Благушей решили обязательно заехать к драматургу Бомаршову, чтобы он внес исправления, и попросил руководящих указаний относительно съемок фильма.

Леденцов не вникал в дополнительные мелочи. Важно было иное: к нему давно уже не обращались, как положено, с почтением! А тут… И былой апломб постепенно начал возвращаться обратно.

— Трудности? Их надо преодолеть! Препятствия? С ними надо бороться! Студия вас поддержит! — отчеканил Леденцов.

Сам товарищ Фениксов вас поддержит! Да что там Фениксов! Я, я лично вам помогу! Съемочной погодки вам! Да, можете больше не звонить! Хорошего раккурса!

…Эхо в вестибюле отдыхало после бурно проведенного дня. Лишь изредка откликалось оно на шаги запоздалого ассистента, который торопился на крыльцо. Там, под сенью колонн, раздавались последние звуки экспедиционной увертюры.

Перед крыльцом-перроном стоял караван автомобилей. Трепетал от нетерпения флажок на радиаторе протарзановского лимузина. Из машины выглядывала прямоугольная мохнатая морда Читы. Участники экспедиции неторопливо заняли свои места. Печальные ассистенты чинно восседали на «пикапах». цвета дорожной пыли. В трехосном грузовике, нервно обнимая хрупкую аппаратуру, разместились осветители. К машине была прицеплена специальная платформа. На ней, обложенный войлочными матрацами и запеленутый брезентом, высился «Племянник солнца». Колонну замыкали автофургоны звукооператоров.

Протарзанов проводил последний смотр. Сопровождаемый Гиндукушкиным, Виктор Викторович дважды обошел караван, пока не убедился, что все готово к дальнему рейсу. Мэтр величественно взошел на крыльцо:

— Ну как? Есть еще пленка в кассетах? Не затуманены объективы? Не померкнут в дороге софиты? — зычно вопросил Протарзанов и подмигнул подчиненным. Но участники экспедиции почему-то без энтузиазма смотрели на руководителя.

— Есть еще пленка! — бодро закричал Гиндукушкин. — Не затуманены объективы! Еще ярче будут гореть софиты!

— Ну, тогда трогай, — скомандовал Виктор Викторович. — Вперед! Навстречу суровой правде жизни!

В это время к Протарзанову подбежал Шишигин:

— Виктор Викторович, директор распорядился, чтобы Можаев и Благуша присоединились к вам. Я им должен сообщить, где раскинется наш лагерь.

— Подле Красногорского кожкомбината есть Синтетическо-аналитическая лаборатория Хватадзе. Пусть там спросят меня. Ну, до свидания, мой друг! — и Виктор Викторович распахнул дверцу своей машины.

Власий Гиндукушкин долго тискал руку мэтра, потом демонстративно отер набежавшую слезу. Лимузин укатил.

— А я еду завтра, — почтительно поворачиваясь к Шишигину, сказал Гиндукушкин. — Получил важное задание. Надо провернуть одно дельце в самом Красногорске.

— В Красногорске? — обрадовался Костя. — Отлично! Я тебе дам записку для Можаева и Благуши. Сейчас только напишу название гостиницы. У тебя есть ручка? Они остановились в «Тянь-Шане».

— К чему эти светские условности? — поморщился Гиндукушкин. — Во-первых, в Красногорске один-единственный приличный отель. Во-вторых, Мартына и Юрия я знаю еще с пеленок. Впрочем, может быть, вы мне не доверяете? Тогда посылайте по почте! Но Гиндукушкин еще пользуется доверием! Даже сам Виктор Викторович поручил мне дело деликатного свойства. Между нами, в красногорском зоопарке я должен раздобыть для съемок десяток орлов-беркутов.

И Власий, спрятав конверт в карман, снисходительно оглядел расходящуюся толпу провожающих.

— Местное время восемнадцать часов, — объявило радио. — Начинаем концерт для детей ясельного возраста. Слушайте, детки, песенки из кинокартинок!