Не проходите мимо - [30]

Заслышав шаги, он приоткрыл один глаз.

— Здравствуйте, папаша, — сказал Юрий, — а лифт, как я вижу, приказал долго стоять?

— Да! — оживился старичок и легко соскочил с диванчика. — Стоит как вкопанный! Механизм с характером! А тебе, сынок многоуважаемый, куда надо-то?

— Облпромкожсоюз, — как заклинание, проговорил Юрий.

— И такой у нас есть, — весело сказал лифтер, видимо соскучившийся по разговору. — Это тебе, значит, надо сначала в Областной совет промысловой кооперации попасть. А уж там и до Кожсоюза ногой подать. Отсюда, от меня то-есть, тебе надо итти по коридору до развилки. Прямо пойдешь — в Облторф попадешь. Налево пойдешь — в Котлонадзор придешь, а направо пойдешь — до лестницы дойдешь… А как до нее доберешься, так и вверх полезай, на третий этаж. А там опять три коридора. Налево пойдешь…

— Спасибо, папаша, — улыбнулся Юрий, — все ясно, местную географию я уже усвоил.

— Эх, молодость! — забираясь на диванчик, мечтательно сказал лифтер. — Им лишний коридор пройти ничего не стоит. Ведь наверняка не туда попадет.

…На двери, перед которой стоял Юрий, были привинчены две стеклянные пластины:

ОБЛПРОМДРЕВСОЮЗ

Председатель президиума

ОБЛПРОМКОЖСОЮЗ

Председатель президиума

Можаев вошел в приемную. Вдоль стен небольшого зала стояли самые разнокалиберные скамейки. Здесь были и тяжелые, монументальные (на таких парятся в банях), и легкие, портативные (для интимных бесед в саду), и низенькие спортивные скамейки-таксы, и скамейки-сороконожки непонятного назначения. И на каждой — трафаретик: «Руками не трогать, не садиться и не ложиться — экспонат». Видимо, облкооперация готовилась к выставке.

Неэкспонатных сидений в приемной не было, и человек двадцать посетителей слонялись по комнате, как неприкаянные грешники.

По обе стороны дверей, как мраморные львы у старых усадеб, сидели секретарши. Миновать их было невозможно. На кожсоюзном фронте располагалась блондинка со строгим лицом. С древосоюзной стороны держала оборону девушка с шевелюрой чернобурки и великолепными белоснежными зубами. Она знала, что у нее красивые зубы, и была их рабой — ей приходилось все время улыбаться.

Девушка поймала взгляд Юрия, улыбнулась как можно шире и, скокетничав, спрятала лицо в большой букет анютиных глазок.

Юрий подошел к столу серьезной блондинки.

— Мне по поводу кожартелей. К кому обратиться за консультацией?

Женщина старательно писала что-то, и губы ее, видимо от удовольствия, были вытянуты. Не поднимая взгляда, она равнодушно ответила:

— Председатель президиума в отпуске. Начальник отдела кадров Иннокентий Петрович Поплавок никого не принимает. А без его разрешения я посторонним никаких справок не даю.

И она продолжала выписывать из раскрытой перед ней книги какие-то цифровые данные.

Юрий присмотрелся внимательнее и увидел, что книга кулинарная, а выписывает секретарь из нее рецепт хлебного кваса для окрошки. В кудрях блондинки виднелись кружочки конфетти: видимо, она пришла на работу прямо с карнавала. Бедная девушка! Не дали ей отдохнуть, и она вынуждена сгорать на работе.

Стены были щедро оснащены плакатами. Особенно много плакатов призывало к бдительности: «Покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны!», «Не пей вина: в пьяном виде ты можешь обнять врага!»

В комнату вбежал молодой человек в голубых брюках.

— Тш-ш! — зашипел он подколодным змием и подкатился к столу блондинки из Кожсоюза. — Привет, Таточка Петровна! — расшаркался он перед серьезной секретаршей. — Привет Наточке Ивановне! — послал он воздушный поцелуй чернобурой девушке.

Та улыбнулась как только могла широко и, хихикнув, спрятала лицо в букет анютиных глазок.

А Таточка Петровна продолжала невозмутимо изучать поваренную книгу.

— Таточка Серьезновна! — сказал голубобрюкий. — Таточка Хмуровна, улыбнитесь хоть раз! Дайте мне папку отчетов ваших артелей за прошлый год и улыбнитесь! Берите пример с Наточки Улыбковны — она никогда не сердится!

— В левом шкафу, на первой полке, папка номер семь, — сказала блондинка, мельком взглянув на шустрого служащего, и снова нахмурилась.

Голубобрюкий молниеносно отыскал нужную папку, шлепнул ее о коленку, чтобы выбить пыль, и, сделав ручкой, понесся к двери.

— Наточка, — сказала блондинка, — а кто этот тип?

— Наверное, от Ивана Ивановича, — на всякий случай улыбнулась чернобурая секретарша. — А может быть, от Сигизмунда Моисеевича… Видно, наш сотрудник: и без пиджака и нас знает…

Услышав последние слова, Юрий встрепенулся, поспешно выбежал в коридор и сдал пиджак в гардероб.

Через минуту Юрий вбежал в комнату со скамейками. Скользя по паркету, подъехал к Таточке Серьезновне.

— Привет, Таточка Петровна! — сказал он бодро. — Вчера на карнавале вы были самой авантажной маской. Мне нужно спешно цифры выполнения плана за последний месяц.

— Для Ивана Ивановича? — сказала Таточка, не поднимая глаз. — Левый шкаф, первая полка, папка номер четырнадцать.

Юрий достал папку.

— А Иннокентий Петрович у себя? — спросил он.

— Никого не принимает, но попробуйте, — сказала Таточка.

…Иннокентий Поплавок был не то что толст, а несколько округл. На первый взгляд он казался составленным из шаров: на шарообразном туловище сидела глянцевитая, как биллиардный шар, голова. На голове шарик поменьше — нос. Двумя серыми мячиками казались большие вялые глаза. И помещался Поплавок на каком-то особом кресле, сиденье которого было сплетено из шнуров и провисало, как гамак — ни дать ни взять биллиардный шар, загнанный в лузу.