Не проходите мимо - [11]
Доходы деда не давали покоя сваргунихинской душе. От жадности Сваргунихин дошел до того, что завидовал даже слепым и хромым. И когда ему представилась возможность объявить себя глухим, он не замедлил ею воспользоваться.
Случилось это в жаркий воскресный день, во время массового гулянья с потреблением безалкогольных напитков. Когда Сваргунихин перевозил буфетную комиссию на другой берег, у него в лодке взорвалась четверть с квасом. Председатель месткома был ранен, казначей получил пробкой в лоб, а Сваргунихин лег на дно лодки и объявил себя контуженным.
За весла сели члены буфетной комиссии. Сваргунихина вытащили на берег и окружили заботой. Ему делали искусственное дыхание и отпаивали квасом. Не прошло и часа, как представитель Освода, на котором лежала обязанность следить за утопающими и немедленно оказывать им первую помощь, прибыл на моторке.
— Утонул? — радостно спросил он. — Воду откачали? Жив остался? Тогда составим актик. (Документ осводовцу был необходим, потому что он работал на хозрасчете и получал со спасенной головы. Зарабатывал он неплохо, так как снимал дачу невдалеке и заставлял всех своих домочадцев и близких знакомых тонуть по два раза в день.)
— Фамилия, имя, отчество? — спросил осводовец, послюнявив карандаш: в лицо спаситель утопающих знал всех прибрежных жителей, но на память в смысле имен не надеялся.
Сваргунихин абстрактным взглядом окинул окружающих.
«Сейчас или никогда», — сказал он самому себе.
— Сообщите фамилию, товарищ утопленник!
— Как? — переспросил Сваргунихин, замирая от волнения.
— Имя-отчество!
— Кому?
— Да что с тобой?
— Куда?
Тут уж зашумели все.
— Оглох от контузии! — кричал предместкома. — Жертва кваса! Я говорил, пиво надо было брать!
— Так и запишем, — сказал осводовец. — Вид ранения: глухота. Причина: контужен квасом.
С той поры, согласно выданной Осводом квитанции Сваргунихин официально считался глухим. Клиенты деда Куроеда стали постепенно перебираться в сваргунихинскую лодку: среди двух глухих обычно выбирали наиболее расторопного. С горя дед Куроед запил и перешел в банщики.
Потом на шумном берегу озера воздвигли ресторан-самоварник с пельменно-шашлычным уклоном. Повара развили такую бешеную деятельность, что уже недели через две воды озера насквозь пропахли луком и жареной бараниной. Рыба разбрелась по затонам, гуляющие — по столикам.
Рядом с рестораном построили лодочную пристань. Лодок было много, и любой горожанин, оставив в кассе на пристани свой профсоюзный билет, получал весла — без очереди и на неограниченное время, с почасовой оплатой. Посадив в лодку свою любимую, он мог сам грести во все четыре стороны и вовсе не нуждался в услугах перевозчика…
Но Сваргунихин не пропал. Его устроили работать смотрителем в городской зооуголок. Должность зоосмотрителя считалась роковой: больше недели на ней никто не выдерживал. Дело в том, что попугаи, составлявшие подавляющее большинство населения уголка, во всем подражали директору: постоянно были недовольны и сквернословили напропалую.
— У меня после контузии глухота, — сказал Сваргунихин, заполняя анкету. — Я попугаев не боюсь!
И он решил во что бы то ни стало завоевать доверие грозного директора, стать его правой рукой, чтобы потом безраздельно царствовать в животном мире.
В первый же месяц он выучил попугаев приветствовать директора и справляться о его здоровье. При появлении начальства попугаи хором орали «ура», а медведь становился на задние лапы. Ужи и желтопузики, продаваемые на вес местным любителям природы, в обучении не нуждались: они пресмыкались с детства.
Под руководством Сваргунихина звери и птицы ударились в подхалимаж. Директор был доволен, приказал им увеличить выдачу корма, а Сваргунихину повысил зарплату.
— Будь здрав, Петр Петрович! — горланили скворцы и попугаи, когда начальство заходило в зооуголок зверей посмотреть и себя показать.
Сваргунихин слышал, как директор, принимая его за глухого, говорил другим сотрудникам:
— Берите со смотрителя пример! Далеко человек пойдет!
И далеко пошел бы Сваргунихин, если бы директора не сменили. Нового руководителя звали Иваном Ивановичем, а попугаи на ходу переключиться не смогли и продолжали величать Петром Петровичем.
Сваргунихина уволили.
После этого он стал торговать небом. В садике городского планетария стоял небольшой телескоп, и Сваргунихин бойко рекламировал свой розничный товар: луну, планеты и наиболее популярные из звезд. Посмотреть на луну, увеличенную в пять-десять раз, стоило пятиалтынный. Кольца Сатурна шли по полтиннику. А «каналы» на Марсе тянули по рублю.
Распродажа планетной системы шла бойко и приносила планетарию астрономические доходы. Но не на это делал ставку Сваргунихин, протаптывая тропинку к сердцу очередного начальства. Он надеялся на свою лжеглухоту. В свободное время сотрудники планетария любили посидеть в садике, поговорить о судьбах вселенной и о деятельности месткома. Иногда доставалось и директору.
— Вообще-то он чудный человек, — говорил Вася, мастер по кометному и метеоритному делу, — но срывается иногда. Вчера, например, после лекции «Межпланетные путешествия» где-то напился, пришел в полуразобранном виде, заперся в кабинете и два часа пел «Всю-то я вселенную проехал»…
