Не проблема, а сюжет для книги - [16]

Когда речь заходит о том, чтобы поставить самосознание на службу писательству, мне хочется понять, как действует этот невидимый барьер между мной и признанием своих достижений. Чувствуют ли то же самое и другие люди? Можно ли использовать это качество, чтобы описать персонажа, переживающего аналогичный внутренний конфликт? Я хочу создать героиню, которая кажется окружающим сильной и уверенной, но втайне отказывается признавать собственные достижения. Почему она себя так ведет? Я сделала пометку в своем блокноте, чтобы вернуться к этой мысли позже, потому что мне кажется, что подобная черта сделает частного детектива, над которым я сейчас работаю, более интересной и сложной личностью.

Мои сильные стороны

Любознательность, вера в постоянное саморазвитие, которое более напоминает процесс бега с крутого склона в попытке удержать равновесие, чем продуманный план. Кроме того, я не злопамятна. Это мои сильные стороны. Отсутствие злопамятности всегда меня удивляет, потому что, если бы вы со мной познакомились, то сочли бы меня человеком, способным таить злобу. Мне нравится контролировать ситуацию. Я агрессивна. Мое чувство юмора бывает слишком резким. Но я никогда не могу отчетливо вспомнить что-то плохое. Я бываю вспыльчива и раздражительна, но быстро остываю. Мне нравится это качество – и два других тоже. И хотя бы одно это качество присутствует в каждом моем персонаже, в героях моих книг. Именно это позволяет мне делать моих героев живыми и настоящими. Мне приятно иметь эти качества. Они у меня есть – и я могу хорошо их описывать. А это важно, потому что герои должны иметь недостатки – и достоинства, которые эти недостатки уравновешивают.

Самый постыдный мой поступок

Больше всего мне стыдно за то, что я ударила Зою. Но чтобы показать вам истинный смысл этого упражнения, я расскажу вам о втором самом постыдном моем поступке. И после этого вам останется только удивляться, как этому ребенку удалось пережить детство.

Когда я впервые взяла Зою на руки, я в первый раз в жизни ощутила истинную любовь. Чтобы вы не думали, что все было так просто, скажу, что произошло это после двадцативосьмичасовых родов. К концу этого времени я уже кричала: «Мне все равно! Хоть санитара зовите, лишь бы кто-нибудь вытащил из меня этого ребенка!» И все же моя любовь к Зое была самой честной и чистой эмоцией, какую я когда-либо испытывала. Этот изумительный, восхитительный ребенок полностью перевернул мой мир в самом лучшем смысле слова. Вот почему мне так стыдно за то, что в течение первого года ее жизни я не могла взяться за нож, когда она находилась в одной со мной комнате. Меня охватывал сильнейший иррациональный страх, что каким-то образом нож может выскользнуть из моей руки, пролететь через всю комнату и вонзиться в ее нежное тельце.

ХЛОП.

Я говорю совершенно серьезно. В тот момент такое событие казалось мне столь же реальным, как и мои собственные руки.

Я делала все, чтобы избавиться от этой картины, которая постоянно присутствовала в моем разуме. Но мне это не удавалось. (Не думать о белом медведе… Не думать о белом медведе…) Это было ужасно и постыдно. Как в моей голове могут крутиться такие жестокие и темные мысли, связанные с невинным ребенком?

Я считала себя худшей в мире матерью. Я никому об этом не говорила. Но, приступая к готовке, я усаживала Зою в качалку в другой комнате. Она должна была находиться за стеной, вне поля моего зрения, чтобы я была уверена в том, что нож никаким образом не сможет вонзиться в нее. Борьба с мыслями о ноже, вырывающемся из моих рук, была настолько болезненной, что во время готовки я часто плакала.

После первого дня рождения Зои, когда я перестала кормить ее грудью, странная одержимость ножом исчезла. Ууууф. Вот она была, мучила и терзала меня, и вдруг ее не стало. Я никогда прежде не испытывала ничего подобного. Слава богу, после рождения сына эта мысль не вернулась. Я совершенно забыла об этом. А потом, спустя два года моя тетя случайно обмолвилась, что ее подруга после рождения первого ребенка была одержима страхом, что она может засунуть ребенка в морозилку и забыть об этом. Эта молодая мать была педиатром, психически здоровой женщиной. Никогда прежде подобные мысли ее не посещали. Конечно же, она никогда не засовывала ребенка в морозилку, но мысли о том, что это может произойти, ее не оставляли.

Очевидно, подобные навязчивые мысли после родов – «Я так страстно желаю не причинить вреда своему ребенку, что не могу думать ни о чем, кроме этого самого вреда» – довольно распространены. Если бы я рассказала об этом кому-то или хотя бы записала в дневник, я смогла бы избавиться от них и от мучений, с ними связанных. Я на целый год была бы избавлена от страданий. Все это проявилось во время свободного письма на первом шаге. Я твердо решила включить эту черту характера в описание будущей героини моего романа. Это реальное, истинное чувство. Моя героиня найдет отклик в сердцах миллионов женщин, у которых тоже были навязчивые послеродовые мысли. И борьба с такими мыслями могла бы стать мощным побочным сюжетом любой книги.