Не прикасайся ко мне - [31]
В тот час, когда мы сюда пришли, животных нет — их спугнули люди; только одна свинья — животное, трудно поддающееся убеждению и перевоспитанию, — просунула голову в отверстие в ограде, подняла вверх рыло и, моргая крохотными глазками, словно говорит женщине, склонившейся в молитве: «Эй ты, не съешь все, оставь мне немножко!»
Двое мужчин роют могилу неподалеку от стены, грозящей рухнуть; один из них, могильщик, делает свое дело спокойно: отшвыривает прочь позвонки и кости, как садовник — камни и сухие ветки, у другого озабоченный вид, он потеет, курит и каждую минуту сплевывает.
— Послушай! — говорит по-тагальски тот, что курит. — Не лучше ли нам рыть в другом месте? Эта могила слишком свежая.
— Поди разберись, какая тут не свежая.
— Я больше не могу! Та кость, что ты выбросил, еще покрыта мясом. Фу! А вот и волосы!
— Скажи какой неженка! — заметил насмешливо другой. — И не подумаешь, что судейский писарь! Вот если бы тебе пришлось выкапывать, как мне, труп двадцатидневной давности, да еще ночью, в темноте, под дождем… фонарь-то у меня погас…
Его товарищ вздрогнул.
— Гроб раскрылся, мертвец наполовину вылез, и воняло от него… Вот бы тебе такое потаскать… А дождь лил вовсю, мы оба вымокли и…
— Брр!.. Зачем же тебе понадобилось его выкапывать?
Могильщик взглянул на него с удивлением.
— Зачем? А мне откуда знать? Так приказали!
— Кто приказал?
Могильщик отступил на шаг и оглядел своего товарища с ног до головы.
— Уж не испанец ли ты? Такие же вопросы мне задавал потом один испанец, тайком. Но я тебе отвечу, как ответил испанцу: мне приказал большой священник.
— А! Ну, и что ты потом сделал с этим трупом? — продолжал расспросы «неженка».
— Черт побери! Если бы я тебя не знал и не считал своим человеком, то подумал бы, что ты и вправду испанец из жандармов: спрашиваешь, как тот самый. Ну… большой священник велел мне зарыть его на китайском кладбище. А гроб был такой тяжелый, китайское кладбище далеко…
— Нет, нет! Я больше не стану рыть! — с ужасом прервал его другой, бросая заступ и выпрыгивая из ямы. — Я раскроил череп у трупа, и, боюсь, мне теперь ночью не уснуть.
Могильщик захохотал, глядя, как тот, крестясь, удаляется.
Кладбище между тем наполнялось мужчинами и женщинами, одетыми в траур. Одни искали могилы, спорили между собой, но, не придя к согласию, расходились, и каждый преклонял колена там, где ему больше нравилось; другие, те, что соорудили ниши для своих родных, зажигали свечи и принимались самозабвенно молиться. Повсюду слышались вздохи и рыдания, преувеличенно громкие или с трудом подавляемые, и монотонное бормотанье читавших заупокойные молитвы.
Обнажив голову, на кладбище вошел какой-то старичок с блестящими, живыми глазами. Увидев его, кое-кто рассмеялся, а находившиеся поблизости женщины насупились. Старик, не обращая ни на кого внимания, направился к груде черепов, опустился на колени и некоторое время внимательно разглядывал кости. Затем он стал перебирать черепа по одному и, видимо, не найдя того, что искал, нахмурил брови, покачал головой, оглянулся и наконец, встав на ноги, направился к могильщику.
— Послушай! — окликнул он могильщика.
Тот поднял голову.
— Не знаешь ли ты, куда запропастился красивый череп, белый, как кокосовое молоко, со всеми зубами; он лежал там, у подножья креста, под листьями?
Могильщик пожал плечами.
— Погляди! — прибавил старик, показывая ему серебряную монету. — У меня сейчас больше нет денег, но я отдам тебе это, если ты найдешь его.
При виде блестящей монеты могильщик в раздумье посмотрел на груду костей и вымолвил:
— А там его нет? Нету? Тогда я не знаю.
— Послушай. Когда мне отдадут долги, я дам тебе больше, — продолжал старик. — Это череп моей жены; если ты мне его найдешь…
— А там его нет? Тогда я не знаю! Но если хотите, я могу дать вам другой!
— Ты как могила, которую роешь! — с горечью упрекнул его старик. — Не ведаешь цены того, что теряешь. Для кого эта яма?
— Откуда мне знать? Для мертвеца! — хмуро ответил тот.
— Как могила, как могила! — повторил, сухо усмехаясь, старик. — Не знаешь, что выбрасываешь и что глотаешь! Копай, копай!
