Не прикасайся ко мне - [126]
— За т… тем же самым.
— Вот как! Очень рад, что не останусь в одиночестве. Я взял с собой колоду карт; с первым ударом колокола выну карты, со вторым ударом — сдам. Те, которые шевельнутся, — это карты мертвецов, и их надо вытащить. Вы тоже принесли колоду?
— Нет!
— Как же так?
— Очень просто; вы сдадите им, а они, я надеюсь, — мне.
— А если мертвецы не захотят сдать?
— Что поделаешь? Мертвецов пока еще нельзя заставить играть…
Они помолчали.
— Вы при оружии? А вдруг придется драться с мертвецами?
— На то есть кулаки, — ответил более рослый из двух.
— Ох, черт, совсем забыл! Мертвецы указывают карту только одному живому, а нас двое.
— Правда? Но я не собираюсь уходить.
— И я тоже, мне нужны деньги, — ответил низенький. — А мы вот что сделаем — сыграем друг с другом, и тот, кто проиграет, уйдет.
— Ладно, — без особой охоты согласился другой.
— Тогда начнем… У вас есть спички?
Они вошли на кладбище, отыскали в полумраке удобное местечко у ниши и сели на камень. Низенький вынул из своего салакота карты, другой зажег спичку.
При вспышке огня оба взглянули друг на друга, но, судя по выражению их лиц, они не были знакомы.
Тем не менее мы можем узнать в более высоком человеке с мужественным голосом Элиаса, в низкорослом со шрамом на лице — Лукаса.
— Снимите! — сказал Лукас, не спуская глаз с партнера. Он смахнул кости, лежавшие на камне, и сдал туза и валета. Элиас жег спички одну за другой.
— На валета! — сказал он и, чтобы отметить карту, положил на нее позвонок.
— Играю! — сказал Лукас, сбросил три-четыре карты и вытащил туза. — Вы проиграли, — добавил он, — теперь оставьте меня одного попытать счастья.
Элиас, не говоря ни слова, исчез, растворившись во мраке.
Через несколько минут часы на церкви пробили восемь, и колокол возвестил о наступлении часа молитвы за упокой, но Лукас никого не приглашал сыграть в карты, не призывал, как велело поверье, мертвецов. Он обнажил голову и забормотал молитвы, крестясь с таким усердием, что мог бы затмить самого главу братства Сантисимо Росарио.
Дождь все моросил. В девять часов на улицах уже стало темно и пусто. Масляные фонари, которые полагалось вывешивать жителям, едва освещали круг радиусом не больше метра: казалось, их зажгли для того, чтобы окружающая мгла была еще непроглядней.
Два жандарма прохаживались по улице из одного конца в другой, неподалеку от церкви.
— Холодно! — сказал один из них по-тагальски с висайским акцентом[161]. — Никакого дьявола мы не схватим, некого прятать в альфересов курятник… Смерть того бандита кое-чему их научила; скука адская.
— Ты прав, скучно, — ответил другой. — Никто не крадет, не бунтует. Но, слава богу, говорят, Элиас сейчас в городе. Альферес обещал, кто его поймает, того не будут сечь целых три месяца.
— Вот как! Ты знаешь его приметы? — спросил висаец.
— Еще бы! Альферес говорит, что он высокого роста; отец Дамасо — что среднего; кожа темная, глаза черные, нос — правильный, рот — правильный, бороды нет, волосы черные…
— Ну, а особые приметы?
— Рубаха черная, штаны черные, дровосек.
— Ага! Не удерет, — вижу его как на ладони.
— Не спутай его с кем другим, похожим.
И оба стража продолжали обход.
При тусклом свете фонарей мы снова можем различить две тени, осторожно крадущиеся одна за другой. Их остановил громкий возглас: «Кто идет?» Первый прохожий дрожащим голосом ответил: «Испания!»
Солдаты схватили его и потащили к фонарю, чтобы лучше рассмотреть. Это был Лукас, но стражи еще колебались и вопросительно глядели друг на друга.
— Альферес не говорил, что у него шрам, — сказал висаец вполголоса. — Ты куда идешь?
— Заказать мессу на утро.
— Ты не видел Элиаса?
— Я его не знаю, сеньор, — ответил Лукас.
— Тебя не спрашивают, знаешь ли ты его, дурак! Мы его тоже не знаем. Тебя спрашивают, не видел ли ты его?
— Нет, сеньор.
— Слушай внимательно, я тебе скажу его приметы. Ростом бывает высокий, бывает средний; волосы и глаза черные, все остальное — правильное, — сказал висаец. — Теперь ты его представляешь себе?
— Нет, сеньор! — ответил Лукас, совсем сбитый с толку.
— Тогда ты осел! Осел! — И ему дали пинка.
— А знаешь, почему для альфереса Элиас высокий, а для священника — низкий? — задумчиво спросил тагал висайца.
— Нет.
— Потому что альферес лежал в канаве, когда смотрел на него, а священник стоял.
— Правда! — воскликнул висаец. — Ну и голова! И почему ты жандарм?
— Я не всегда был жандармом, я был контрабандистом, — с гордостью ответил тагал.
Но тут их внимание привлекла другая тень; они крикнули: «Кто идет?» — и потащили прохожего к свету. На этот раз перед ними оказался сам Элиас.
— Куда идешь?
— Я гонюсь, сеньор, за человеком, который покалечил моего брата и хотел его убить; у этого человека шрам на лице и зовут его Элиас…
— Ох! — воскликнули оба стража и испуганно переглянулись.
В следующий миг они бросились бежать к церкви, в дверях которой несколько минут назад исчез Лукас.
LIII. Il buon di si conosce da mattina[162]
С утра по селению разнеслась весть, что накануне вечером на кладбище видели много огоньков.
Глава VOT[163] говорил, что это были зажженные света, описывал их размер и форму, но затруднялся назвать точное число, — по его словам, свечей было больше двадцати. Сестра Сипа из братства Сантисимо Росарио не могла стерпеть того, что кто-то из соперничающего братства похваляется хотя бы тем, что видел этот знак божий; сестра Сипа жила, правда, не близко оттуда, но зато она слышала жалобы и стоны и даже, по ее словам, узнала голоса некоторых особ, с которыми она когда-то… но христианское милосердие велело ей не только прощать, но и молиться за них, умалчивая об именах, за что люди прозвали ее святой блудницей. Сестра Руфа, по правде сказать, не обладала таким острым слухом, но и она не могла стерпеть того, что сестра Сипа что-то слышала, а она нет. По этой причине ей привиделся сон, в котором ей явились многие души, и мертвецов и живых людей; страждущие души просили сестру Руфу уделить им несколько из ее индульгенций, аккуратно ею переписанных и бережно хранимых. Она могла бы даже сообщить их имена заинтересованным семьям и за это просила лишь сделать небольшое пожертвование в пользу папы.
Хосе Протасио Рисаль Меркадо и Алонсо Реалонда — таково полное имя самого почитаемого в народе национального героя Филиппин, прозванного «гордостью малайской расы». Писатель и поэт, лингвист и историк, скульптор и живописец, Рисаль был, кроме того, известен как врач, зоолог, этнограф и переводчик (он знал более двух десятков языков). Будущий идеолог возрождения народов Юго-Восточной Азии получил образование в Манильском университете, а также в Испании и Германии. Его обличительные антиколониальные романы «Не прикасайся ко мне» (1887), «Флибустьеры» (1891) и политические памфлеты сыграли большую роль в пробуждении свободомыслия и национального самосознания филиппинской интеллигенции.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.
В настоящем издании публикуются в новых переводах два романа первой серии «Национальных эпизодов», которую автор начал в 1873 г., когда Испания переживала последние конвульсии пятой революции XIX века. Гальдос, как искренний патриот, мечтал видеть страну сильной и процветающей. Поэтому обращение к истории войны за независимость Гальдос рассматривал как свой вклад в борьбу за прогресс современного ему общества.
Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения.
Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X-XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе.
Книги Элизабет Херинг рассказывают о времени правления женщины-фараона Хатшепсут (XV в. до н. э.), а также о времени религиозных реформ фараона Аменхотепа IV (Эхнатона), происходивших через сто лет после царствования Хатшепсут.