Не приходя в сознание - [13]

— Так что, Свирин нашелся?

— Ищем. Дело в том, что...

— Вы действительно видели Свирина два часа назад? — впрямую спросил Демин.

— А что?

— Вот тебе и на! Вы сказали, что видели Свирина около часа назад. Прошел еще час. И я снова спрашиваю — вы его видели?

— Разумеется. Не будете же вы утверждать, что дисциплина у нас на производстве такова...

— Именно это я и буду утверждать в частном определении. Послушайте меня внимательно. В городской больнице без сознания лежит человек, который, по некоторым предположениям, и есть Свирин.

— Не может быть! Какое горе!

— Перестаньте кривляться. Ни мне, ни ему ваше сочувствие не требуется. Нам нужен человек, который бы хорошо знал Свирина. Необходимо провести опознание. Присылайте такого человека. Дайте ему машину, и пусть он по дороге захватит кого-нибудь из родственников Свирина. Если, конечно, вы его не видели два часа назад...

— Возможно, я ошибся и это был вовсе не Свирин... Дело в том, что мне показалось...

— Мы договорились?

— Да, да, я сам выезжаю! Такая беда, такая беда... Он живет недалеко, со своей теткой, мы приедем вместе.

— Жду вас с нетерпением! — сказал Демин и положил трубку.

Начальник строительного управления прибыл ровно через сорок минут. На заднем сиденье машины сидела пожилая женщина с распухшим от слез лицом. Когда из подъезда вышел Демин, посмотрела на него со смешанным выражением надежды и опаски, словно от следователя сейчас что-то зависело. Сам начальник сидел за рулем. Это был плотный, краснолицый человек. Место рядом с ним было свободно.

— Здравствуйте. — Демин сел и захлопнул дверцу. — Давайте знакомиться... Валентин Сергеевич.

— Борис Иванович. А это тетя Свирина...

— Ваша фамилия Свирина? — Демин обернулся.

— Нет, я — Чолобова, а Свирин — племянник мой, вместе мы живем...

— Эту ночь он был дома?

— И не появлялся... Как ушел на работу вчера, так и нет до сих пор.

— Вот так, Борис Иванович, — заметил Демин.

— Наверно, я поступил легкомысленно, сразу заверив вас в том, что видел Свирина... Искренне сожалею о недоразумении.

— Так это было недоразумение? А мне почему-то показалось, что это называется полным развалом дисциплины на предприятии.

Начальник выехал со двора на улицу, пристроился в лоток движения и, лишь остановившись перед светофором, нарушил молчание.

— Может быть, говорить о полном развале дисциплины и нет оснований, а вот о частичном... — Он усмехнулся невесело, увидев зеленый свет, тронул машину. — Ремонтно-строительное управление, должен вам заметить, не самое престижное предприятие города. Сказать, что народ прямо ломится к нам в погоне за большой зарплатой, хорошей специальностью, уважаемой профессией... Нет, этого сказать нельзя. И пьяниц мы встречаем если и не с распростертыми объятиями, то довольно радушно. Если он в неделю прогуливает один день, мы считаем, что это неплохой работник. Если он прогуливает два дня, мы его журим, беседуем с ним, можем даже премии лишить. Если же он прогуливает три дня в неделю — это недопустимо, мы стараемся избавиться от такого работника.

— К какой же категории относится Свирин?

— К первой. Он был хорошим работником...

— Был?! — вскрикнула женщина на заднем сиденье.

— Но ведь он в больнице, хворает... Следовательно, можно сказать, что был... — сокрушенно проговорил начальник.

Женщина ничего не ответила. Вжавшись в угол машины, она поднесла мокрый комочек платка ко рту и невидяще уставилась в окно.

Так и не проронив больше ни слова, они приехали в больницу.

— Женщина умерла, — сказал главврач, отведя Демина в сторону.

— Есть какие-то предположения?

— Зачем вам предположения, Валентин Сергеевич. Завтра после вскрытия дадим обоснованные выводы, на которые можно опереться в вашей сложной и небезопасной работе.

Чолобова медленно вошла в палату, остановилась. Она увидела совсем не то, что ожидала, — на кроватях лежали перебинтованные люди, и не видно было ни их лиц, ни рук. Решившись, подошла к одной кровати, к другой, беспомощно оглянулась на Демина и главврача, остановившихся в дверях.

— Как же быть... Я не могу сказать наверняка... Может быть, одежда осталась?

— Это мысль, — сказал Демин.

Подойдя в кладовке к вороху обожженной, окровавленной одежды, женщина перевернула одну вещь, вторую. Только по дрожащим рукам можно было догадаться о ее состоянии.

— Вот, — сказала она, выдернув из кучи прокопченную тряпицу. — Это его носок. Володин.

— Вы уверены?

— Я сама его вязала. Мои нитки, узор... А вот я же и штопала носок, нитки оказались плохими, быстро протерлись...

— Значит, у вас нет никаких сомнений? — спросил Демин.

— Это Володина одежда.

— А что за человек племянник? — спросил Демин у женщины, когда они расположились в углу на скамейке, под развесистым фикусом.

— Человек как человек... Не хулиганил, не скандалил... Мать его померла давно, ему и десяти не было, с тех пор вместе живем. Женился, было дело, хорошая вроде женщина, ребеночек у них родился. А потом...

— Что же было потом? — спросил Демин.

— Ну, что... Ушла она от него. Познакомилась с офицером... Капитан... Ну что, китель, погоны, усы... А у Володи телогрейка, плотницкие обязанности, рост... Ростом от тоже не вышел. Ушла Галина и ребеночка увезла. Сейчас где-то на Кольском полуострове живет, пишет... Да, пишет Володе, про девочку рассказывает, он тоже ей отвечает...