Не пойдет, переиграем - [3]

Мы уедем, твердо решил отец. И ты нас больше не увидишь. Дидрик покорно кивнул. Он словом не обмолвился о том, что затем и приехал: спровадить их из города. Тогда бы отец ни за что не уехал.

С чувством выполненного долга и в полном унынии Дидрик возвращался в город. Пожар потушили, и теперь студенты сновали туда-сюда поперек рельсов, не то возбужденные случившимся, не то обиженные на судьбу-злодейку. Но перемены им нравились.

Чего нельзя было сказать о Дидрике.

Хорст что-то немелодично напевал. Слуха он не имел, отчего выходило траурно и внушительно. Дидрик никак не мог сосредоточиться.

— Прекрати это делать.

— Составлять протокол заседания?

— Нет, — раздраженно отозвался президент, — петь. А то я тебя уволю.

Вчера они вместе обмывали конец череды нудных заседаний. Со всеми последствиями.

— А это не я, — ответил помощник, но мычать перестал. — Да и вообще: уволишь ты меня, а протоколы тебе кто будет составлять, Ишван?

— Нет, — Дидрик показал зубы в опасном оскале. — Его секретарша.

Ты, Хорст, не забывай, что незаменимых людей нет.

Хорст хотел было едко ответить, но передумал. Нужно быть умнее: уволить его все равно не уволят. Когда твоя голова представляет собой свинью-копилку из правительственных тайн, у тебя путь только один.

Благодаря умелым махинациям Хорста уровень благоволения Дидрику в стране немного повысился. Вопреки всему, эта планка неспешно ползла вверх. Министры только разводили руками и старались приглядывать за предприимчивым личным помощником президента — как бы чего не вышло.

Но Хорст, казалось, о таком даже не думал.

Прошло полгода с тех пор, как был заложен первый камень в фундамент нового города, будущего Приштограда, последнего рубежа на северной границе. Форт, врубающийся в соленую гладь Северного моря, надежный (хотелось верить) и незыблемый (когда-нибудь). На удивление народ притих, пообвыкся с мыслью, что кому-то придется отправляться в вечную зиму (которая, кстати, была вовсе не вечная, а полугодичная), и уповал только на то, чтобы президент вспомнил о переполненных тюрьмах.

Прошло полгода с тех пор, как был заложен первый камень в фундамент нового города, будущего Приштограда, последнего рубежа на северной границе. Форт, врубающийся в соленую гладь Северного моря, надежный (хотелось верить) и незыблемый (когда-нибудь). На удивление народ притих, пообвыкся с мыслью, что кому-то придется отправляться в вечную зиму (которая, кстати, была вовсе не вечная, а полугодичная) и уповал только на то, чтобы президент вспомнил о переполненных тюрьмах. Решив сменить тему, Хорст поднялся и, потянувшись до соседнего стола, положил перед Дидриком лист бумаги.

— Ходатайство об увольнении некоего Ш. Л. Юдевиновского и отчуждении его военного звания.

— Кто это? — Хорст поднял удивленной взгляд.

— Наш новый военный министр. Неопытен, юн, но, впрочем, боевой офицер, очень идеологичен и предан. Чем-то не понравился прочим министрам. Подпишешь?

— Не хочу.

— Что значит «не хочу»? Почему? — Хорст прищурился.

— Не хочу и все. Я только что из Приштограда, я устал, мне все надоело, не хочу ничего подписывать. Сам разбирайся. Тем более, что это ты его притащил и все равно не позволишь уволить.

— Не позволишь… — пробурчал Хорст, впрочем, крайне польщенный признанием собственных заслуг. — Ладно, разберусь. Есть еще пара кандидатов на вылет. Хотя они, конечно, считают себя самыми главными. Но это ведь не так? Дидрик кивнул. Он уже не обращал внимания на секретаря.

— Разнылся тут… Приштоград был почти достроен. Постепенно вырастали окраины, пристраивались заводы, поселки, пока еще пустующие. Постепенно туда стали перебираться люди. Кому-то было тесно в столице, кто-то бежал от самого себя или кого-то другого, кого-то ссылали силком. Город становился жилым. Провели свет, отопление. По улицам протянули шнуры с горячей водой, проложенные под мостовой. Стало гораздо теплее — но это летом. Зимой снег, не долетая до земли, таял, потоки воды сбегали в центр города и накапливались в резервуаре. Часть воды уходила на отопление, а проблему остатка еще предстояло решить. Впрочем, это была экзотика. Только министры отказывались ехать в богом забытый северный город. Впрочем, Дидрик пока отмалчивался по этому поводу, но загадочное мерцание его глаз наводило на священный трепет: быть беде. Так оно и случилось. В один день Дидрик собрал все свои вещи, Хорст купил билеты на поезд, и вот президента и след простыл. Нашелся он в Приштограде, откуда накатал довольно скандальное письмо: так и так, вы как хотите, а где президент — там и столица! Министры были кто в трауре (помоложе), кто в ярости (из тех, кто революцию устроил). Последние негодовали из-за того, что «несносный мальчишка» вдруг начал принимать решения сам. Выражения, отпускаемые в сторону Хорста, были и вовсе непечатными. Впрочем, старые министры знатно проредились. Полностью погруженный в мечтания о благом будущем страны (забугорные завистники давали стране еще года два, разозленные министры — шесть месяцев), президент подписывал бумаги, подсунутые Хорстом, не глядя (доверял — знал, что мимо секретаря никакая ересь не пройдет). Кадровым подбором — и отбором — занимался исключительно Хорст. В Приштограде была зима. В центре города стояли лужи по колено, на окраины тепла не хватало — там лежали сугробы. Иногда в сугробах лежал и Дидрик — но исключительно из мальчишеской непринужденности, а не по какой-либо другой причине. Ему нравился этот город. И он безапелляционно стал столицей.