Не покидай меня - [19]

Виктор взял себе за правило поддерживать беседу с Олегом Ивановичем ровно так, как от него ожидалось — то есть не спорить или придерживаться нейтральных реплик. А беседу старик мог начать с любой темы и в любой момент. Иногда даже складывалось впечатление, что он просто продолжал вслух то, о чем думал минуту назад.

— Знаете, друг мой, смотрел на досуге один старый фильм… Герой говорит: «Царя шлепнули!» — и протягивает другому «Известия». Тот читает, улыбается. Какая же ненависть должна была быть к последнему Романову, чтобы люди так реагировали на его убийство!

Олег Иванович всплеснул руками и посмотрел вопросительно на племянника. Виктор понял, что от него требуется реплика.

— Ну, вы смотрели фильм, причем советский. То есть это художественный вымысел с идеологической направленностью. Но то, что Николай привел Россию к печальному концу, — бесспорно. И канонизировали его и семью за мученичество. Он, насколько мне помнится, был помазанник Божий.

— Фу! Меня всего передергивает, когда вижу «икону» Николая Второго. Да, мученическая смерть. Таких невинно убиенных — миллионы. Почему Романов святой? Что он сделал? Делал детей, как все, был верным мужем и отцом до конца, писал пустопорожние дневнички, курил, пил водку, принимал парады и послов, слабовольный, мягкий интеллигент, которым все крутили как хотели, с одной стороны, а с другой — беспримерный гордец, ввергнувший Россию в жуткую войну, не желавший ни на шаг поступаться своими иллюзиями относительно своей богоизбранности. Кто-нибудь задумывался, почему современники этого царя даже не дрогнули, когда стало известно о его расстреле, — ни правые, ни левые, ни сами монархисты? Почему все перед Февральской революцией относились к Романову с презрением и насмешкой? Почему этот человек так настроил против себя Россию? В чем же святость Романова?

— А как же идея сакральности царской власти? — поинтересовался Виктор с едва скрываемой иронией, которую позволял себе только один на один со стариком.

— О, я далек от мысли о такой сакральности. Уважаю ваше мнение, но согласиться с ним не могу. И делить мучеников на правильных и неправильных, на помазанных и не помазанных не хочу. Это не ко мне. Это против моих принципов, против здравого смысла. Да и против христианских. Нет в учении Христа VIP-христиан, христиан бизнес- и эконом-класса. Нету! Все равны перед Господом. Ни бриллиантов, ни золота, ни званий, ни регалий, ни дипломов на тот свет не унести. «Помазанника» (как и все прочее) придумали грешные люди, чтобы тешить свою гордыню, чтобы оправдывать свою власть над такими же людьми из плоти и крови. Сотни тысяч людей, достойней Романова, более крепких в вере и в своих принципах, праведники даже и мученики не менее его, сгинули в крови. А что сделал человек Николай Романов, чтобы удостоиться чести святой и великой быть ликом на иконах? Только что был «помазанником» и в губительном безволии отдал и себя, и семью невинную свою на заклание? И к тому же — не на арену римскую шел, как первые христиане. Жить надеялся. Ну да бог с ним. Человек слаб. Но я категорически против человека Николая Романова, Николая Кровавого (после Ходынки, после Кровавого воскресенья) на иконах.

— Это не удивительно, — заметил Виктор.

— Ах! Не говорите! Считаю величайшей ошибкой такие спорные личности, как Николая и Александру Романовых, возводить в святые. Решение это — политическое или с оглядкой на власть предержащую. Сейчас люди ведь не глупые. Историю хорошо знают. Да, ужасная смерть. Да, необходимо было реабилитировать и достойно похоронить. Но совершеннейшая нелепость возводить в святое достоинство и спешно писать с них лики на иконах! Многие этого просто не понимают и удивляются. Как же так можно? Что сделано этими «святыми»? Какие праведные дела? Витте… Витте… Где же это?.. — Олег Иванович нацепил мгновенно очки, полез за какой-то книгой, перерыл быстро, как мышь, тяжелые тома, по-мышиному же тыркаясь носом в страницы, нашел необходимое, торжествующе зачитал: — «Отличительные черты Николая Второго заключаются в том, что он человек очень добрый и чрезвычайно воспитанный. Я могу сказать, что я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий император». Да ежели каждого только воспитанного человека да в святые! Святцев-то не хватит! А?

После чего торжествующе уставился на племянника. За очками чуть выпуклые глаза Олега Ивановича походили на два подпорченных куриных яйца. Порча выглядывала зрачками — бледно-серыми, неподвижными, мертвыми. Виктору даже почудился сероводородный запах.

— С вами трудно не согласиться, — ответил Виктор, перебарывая тошноту.

— Еще бы вам не согласиться, молодой человек! Еще бы! Эти «сильные мира сего»! Пыль, грязь, гордыня, иллюзии! Всякая козявка, всякий таракан, взбирающийся на колонну власти, мнит себя мессией, Божиим избранником! Агностики, как правило, воображают себя проводниками гениальных идей!

Олегу Ивановичу, судя по всему, в последнее время сильно не хватало аудитории. Всегда уравновешенный, сейчас он передвигался по библиотеке хаотичными рывками, погрузив руки в глубокие карманы своей любимой вязаной кофты. Голова с пушистыми седыми волосами качалась и подергивалась. Он походил на большую, старую, облезлую, надменную птицу.