Не отворачивайся - [53]

С этими мыслями она приехала в Промис-Фоллз, нашла жилье над бильярдной в неблагополучном районе города и отправилась в департамент городского совета по занятости искать работу, где случайно столкнулась с Дэвидом Харвудом, сравнительно молодым репортером местной газеты.

Он ей понравился, чего греха таить: симпатичный, обходительный, — но она умела контролировать свои эмоции. Они поболтали немного, затем он куда-то ушел, а вскоре увидел ее на автобусной остановке и предложил подвезти. Ну и пусть, подумала она. Ничего особенного. Когда Дэвид увидел, где она живет, с ним чуть не случился припадок. «Да вы что! — воскликнул он. — В этом районе почти каждый связан с криминалом».

Джан его успокоила, сказав, что она уже вполне взрослая и никакой криминал ей не страшен. Да и вообще ей тогда выбирать было не из чего. А потом он явился к ней со списком квартир. Она пыталась возражать: говорила, что ей и здесь хорошо, — но Дэвид настаивал и она согласилась. Он помог ей переехать и пригласил поужинать.

Вскоре после этого они оказались в одной постели.

Прошло несколько месяцев, и Дэвид начал намекать, что неплохо бы им соединить свои жизни. Джан пришло в голову, что это хороший вариант, и она обнадежила Дэвида. В самом деле, замужняя женщина в таком городке, как Промис-Фоллз, — надежное прикрытие, лучше не придумаешь. Она станет похожей на Джун Кливер из сериала «Проделки Бивера», и никто ее здесь никогда не найдет. Она будет прекрасной женой Дэвиду, устроится на какую-нибудь скучную работу.

Все так и получилось. Первый год, однако, был тревожным. При каждом звонке в дверь Джан вздрагивала — боялась, что это Дуэйн, — но приходили другие: снять показания счетчика, попросить пожертвовать какую-то сумму на борьбу с раком или просто по-соседски сказать, что они забыли закрыть дверь гаража.

Через год она начала расслабляться. Конни Таттингер отошла на задний план, слиняла. Ее место заняла Джан Харвуд. По крайней мере до тех пор, пока не выйдет на свободу Дуэйн. Это было ей по силам. Сыграть роль. Ведь именно этим она и занималась с малых лет. Выходила из одного образа и входила в другой. Воображала себя кем угодно, вначале только для себя самой.

Да, в детстве так оно и было. Это была единственная возможность как-то его пережить. При таком отце, который не переставал изводить ее упреками, при алкоголичке матери.

Многие дети баловались этим. Создавали себе воображаемого друга. Но она поступила иначе — придумывала образы и входила в них. Так она стала Эстелл Уинтерс, не по годам развитой дочерью Малкома и Эдуины Уинтерс, звезд бродвейской сцены. Ее дом находился в Нью-Йорке. И в самом деле, как могло случиться, что она дочь злобного желчного человечка и его пьяной стервы жены? Разумеется, это ошибка, и она ребенок совсем других родителей.

Вот такой уход от правды, пребывание в образе Эстелл помогли ей дождаться того дня, когда она вышла за дверь родительского дома, чтобы больше никогда туда не вернуться.

Прошло время, много времени, и Эстелл Уинтерс было позволено наконец умереть.

И она стала Конни Таттингер. Но и сейчас постоянно меняла роли в зависимости от обстоятельств. То была хорошей девочкой, то плохой. На улице плохую девочку изображать было несложно. Так было легче выжить, жить с кем придется, заниматься чем придется, чтобы добыть денег на пропитание. Но если появлялся шанс устроиться куда-нибудь в офис, Джан мгновенно перевоплощалась в «приличную девушку».

С Дэвидом она легко вошла в роль жены. Это было нетрудно при ее профессионализме. К тому же ей доставляло удовольствие играть. А заводить ребенка Джан не собиралась. Это получилось помимо ее воли.

Вскоре после замужества Джан показалось, что она беременна. На следующее утро, как только Дэвид ушел на работу, она сделала тест на беременность, который оказался положительным. А тут неожиданно Дэвид вернулся за документами, поднялся наверх и застал ее в ванной комнате. В другое время ей бы ничего не стоило задурить ему голову, но на полу валялась упаковка от теста на беременность. Пришлось признаться.

Известие о ребенке Дэвид принял с восторгом, и Джан согласилась. В этом была, конечно, доля расчета. Имея ребенка, ей вообще не надо было опасаться разоблачения. И Дэвид хотел его. Очень.

Играть роль любящей матери оказалось приятно. Никогда еще Джан не испытывала от своего лицедейства такого удовольствия. Да и лицедейством это можно было назвать с большой натяжкой. Тут ей практически не надо было прикидываться.

Она и сама хотела ребенка, мечтала пережить материнство, узнать, что это такое. Джан тогда не думала о будущем, жила настоящим моментом, в первый раз не заглядывала далеко вперед. Впрочем, так поступали все великие героини на сцене.

Но вот Дуэйн освободился и настала пора действовать. Получить причитающееся ей богатство, ради которого все затевалось. Готовиться к своей последней роли. Роли независимой женщины, которой никто больше не нужен. Она перестанет притворяться, будет просто существовать как ей нравится.

И никакого Дэвида. Никакого Дуэйна. Мешал ей лишь Итан. Уж слишком глубоко она вошла в образ матери. Джан не предвидела, как тяжело ей будет из него выйти.