Не отрекайся от любви - [53]

– Мы не знакомы, – отрезала Эмма.

– К черту. Ты дашь мне объяснение.

– Объяснение? На, получай. – Она швырнула в него бутылку.

Бутылка пролетела так близко, что воздух засвистел у его щеки. Джулиан не шелохнулся. Эмма не сводила с него глаз. Он смотрел ей в лицо.

– Учись целиться, – сказал он.

– Непременно.

– Ты знала, что я жив. Тебя это не удивило. И ты даже… Эмма… Господи! Ни весточки, ни письма.

Она шагнула к нему:

– В свое время тебе бы следовало выражаться яснее. Очевидно, я тебя тогда не поняла. Ты сказал, что приедешь за мной, и я подумала, что ты это сделаешь. И я ждала. Представь себе, Джулиан. Я ждала в Курнауле. Бежав из Сапнагара после того… что там случилось. Ждала. Потом, когда ты не появился, я ждала тебя в дороге, на каждом постоялом дворе. Потом в Калькутте. Месяцами. Бог мне помог. Кто знает, где бы я оказалась, если бы Маркус не сказал мне…

Он сжал ее плечо:

– Что он сказал?

Эмма отвернулась, тяжело дыша. Лицо ее пошло пятнами. Джулиан рассматривал ее. Никаких веснушек. Волосы каштановые, без выгоревших прядей. Время истончило линии ее шеи и плеч. Она стала красивой женщиной. Если она не заговорит, он ее задушит.

– Что сказал Линдли? Ее подбородок дрогнул.

– Он сказал мне, что ты уже покинул Индию. И это… – Ее веки, затрепетав, на миг опустились. – Это было правдой, – спокойно закончила Эмма.

Все в нем померкло, будто погасили свечу. Джулиан словно видел себя со стороны, губы его с трудом выговорили:

– Я искал тебя.

Тишина.

– Я искал тебя долгие месяцы.

– Неужели? – Эмма разглядывала осколки бутылки. – Как жалко. Не надо было ее бросать. Мы могли бы выпить за наши усилия.

– Ты мне не веришь.

Она слегка пожала плечами:

– Не знаю. Возможно, верю. – Эмма взглянула на него. – Но теперь это не имеет значения. Ты бросил меня там умирать. О, конечно, ты не мог этого знать, и я тебя в этом не виню. В конце концов, я же не умерла. Все хорошо, что хорошо кончается, правда? Надеюсь, ты не станешь беспокоиться из-за прошлого. Мои мысли оно не слишком занимает. – Она подняла брови. – Вижу, я тебя шокировала. А ты ожидал, что я стану носить траур по нашему… несчастливому роману? Единственный мужчина, которого я любила, и все такое? – Она сделала паузу. – Как я понимаю, ответа не будет.

«Ты бросил меня там умирать». Слова кислотой жгли его. Они хорошо легли в борозду его собственных мыслей. Что касается остального, то если бы у него не было глаз, то, возможно, он бы ей поверил.

– Я хочу знать обо всем, что с тобой случилось, – сказал он.

Эмма чуть улыбнулась:

– Любопытство до добра не доводит, ваша светлость. А теперь… мне пора. Я уверена, что моя кузина весь дом перевернула, разыскивая меня. Передайте мои наилучшие пожелания леди Эдон.

Эмма с достоинством направилась к дому. Но скованность, с которой она поднималась по лестнице, и заминка наверху выдали ее. Ее колени вот-вот готовы были подогнуться.

Джулиан отпустил ее только поэтому. Было совершенно ясно: она не хочет, чтобы он увидел ее слабость. Что ж, Лондон не охвачен войной, здесь она не сумеет исчезнуть. Помоги ей Бог, если у нее хватит глупости попытаться.

Загрохотал гром. Когда застучал дождь, Джулиан закрыл глаза и поднял лицо к небу. Дождь был холодный.

Давно у него не было такой ясности в мыслях.

Он думал, что вполне может убить Маркуса Линдли.

Выждав достаточное время, Джулиан возвратился в дом. Лорд Локвуд ждал его.

– Черт побери, в чем дело? – Джулиан дико взглянул на него:

– Она ушла?

– Словно дьявол гнался за ней по пятам.

– Неудивительно, что мы с тобой ладим. У нас особый дар обращать женщин в бегство.

– Осторожнее, Оберн, – шагнул к нему Локвуд.

– Ты прав. Осторожнее.

Обиженно помолчав, Локвуд затем произнес:

– Ну и гостья. Мне пришлось потрудиться, чтобы залучить ее сюда.

Джулиан нахмурился:

– Мне не нравится, как это звучит.

– Правда? Странно, похоже, мы собираемся подраться. Если так, то давай сделаем это здесь, а не в галерее.

– Боишься аудитории?

Локвуд сердито фыркнул:

– Ты, может быть, заметил, что этот праздник устроен, чтобы привлечь внимание к искусству мисс Ашдаун. Ты украл ее славу. – Он поднял брови. – Ты видел картины, Оберн?

– Я знал, что ты зануда, но не думал, что до такой степени. Нет.

– Тебе следует взглянуть на них.

– Увы, у меня есть дело поважнее.

– И какое же?

– Да как сказать! – пожал плечами Джулиан. – Думаю начать с клуба «Ост-Индия». Так что освободи мне дорогу и иди собирай лавры для мисс Ашдаун.

Локвуд не отступил, и Джулиан сжал кулаки. Он собирался приберечь их для Линдли, но если Локвуд хочет нарваться первым…

– Тогда посмотри картины, когда будешь проходить через галерею. – Локвуд говорил тихо, но настойчиво. – По крайней мере, взгляни на них.

Джулиан отбросил его руку.

– Всего доброго, – сказал он и шагнул в галерею. Если не в клуб «Ост-Индия», то к Бруку. Линдли абсолютно предсказуем.

Навстречу Джулиану шла женщина, зажимая рукой рот. Он посторонился, но выражение лица женщины заставило его взглянуть на источник ее ужаса.

Боже праведный!

На земле сидел индиец, скрестив ноги, повернув вверх ладони и соединив большой и средний пальцы. Поза медитации. Покой на его лице говорил о причастности к чему-то высшему, о своего рода просветлении, которого святые достигают через долгие страдания. Выражение его лица могло подвигнуть любого к стремлению обрести религию. Но этот покой потрясающе контрастировал с окровавленным ножом у него на коленях и сценой резни вокруг: мертвые женщины и дети, искалеченные мирные жители и солдаты – разбросанные, словно хлам, тела индийцев и британцев.