Не отпускай мою руку - [7]

Одна из ореховых бусин скрывается под полуседыми, перец с солью, зарослями брови — должно быть, лемуры так подмигивают, думает Айя.

— Вот только… — продолжает Наиво. — Вот только все барахлишко жены исчезло. Можете мне поверить, у меня глаз наметанный. Лиана Бельон бросила мужа.

Ресницы смыкаются наподобие застежки-липучки.

— Но самое главное не это, капитан, самое главное, там были следы… как сказать?

Айя щурится, догадываясь, что продолжение ей не понравится. Лемур выпрямляется.

— Пятна, которые очень напоминали следы крови.

Айя невозмутимо кивает.

— Давайте поднимемся, если вы не против. Вы мне откроете…

Они поднимаются на третий этаж. Айя косится на большие окна, наблюдает за постояльцами, которые с коктейлями в руках разговаривают у бассейна под пылающим небом; голые спины женщин, струйки сигаретного дыма, детишки плещутся в яркой воде, которую подводные светильники поочередно окрашивают в синий, красный и зеленый.

Райский тропический вечер. Затишье. Арман Зюттор был прав, мигалки здесь ни к чему.

Лемур Наиво, направляясь к номеру 38, крутит в руке ключи. Как сторож зоопарка, безропотно отпирающий клетку сбежавшей гориллы.

— Капитан, можно с вами поговорить?

Голос идет непонятно откуда. Айя оборачивается и видит, что за спиной у нее стоит старуха со шваброй. Креолка, неслышно подкравшаяся к ней через весь коридор, продолжает:

— Ты ведь и есть капитан Пюрви? Малышка Айя? Дочка Лайлы и Рахима?

Айя не знает, что раздражает ее сильнее — упоминание о ее детстве из уст женщины, которую она не узнает, или то, как эта уборщица лениво тянет слова. Она неопределенно кивает.

— Знаешь, Айя, детка, я часто вижусь с твоей матерью, — говорит креолка. — На крытом рынке в Сен-Поле, чуть не каждое утро. Вспоминаем прошлое, словно две старушки.

Айя улыбается.

— Слушаю вас…

Лемур не трогается с места. Креолка тоже. Ей некуда деваться.

— Наедине, — в конце концов произносит старуха.

— Хорошо, — соглашается Айя и поворачивается к Наиво.

Лемур возмущенно таращит глаза, шерсть на его висках и над глазами топорщится, и он неохотно уходит в конец коридора. Креолка со шваброй, похоже, не знает, как начать, Айя выжидает несколько секунд, потом опережает ее.

— Давно вы здесь?

— Тридцать лет и шесть месяцев, Айя, детка…

Айя вздыхает.

— Я говорю про сегодняшний день, мадам. Я имела в виду — «здесь, в этом коридоре».

Ева Мария улыбается, неторопливо смотрит на часы, потом отвечает:

— Четыре с половиной часа.

— Это много, да?

— Скажем, обычно на моем этаже бывает поспокойнее…

Айя оглядывает пол, стены, картины, окна — везде чисто, словно в больничном коридоре. Имя уборщицы вышито у нее на халате.

— Ева Мария, мне кажется, вы женщина здравомыслящая и толковая. Расскажите мне в точности, что произошло в вашем коридоре сегодня днем.

Старуха бесконечно долго пристраивает свою швабру у стены.

— Ну так вот, около четырех часов Наиво поднялся сюда вместе с ее мужем, чтобы отпереть тридцать восьмой номер. Там никого не было и…

Ева Мария поправляет косынку на курчавых волосах. Убирает под нее прядь за прядью. Айя снова начинает говорить, чтобы ускорить дело.

— Ева Мария, мы уже знаем, что Марсьяль Бельон поднялся сюда в четыре часа, а Лиана Бельон — часом раньше, около трех. Меня интересует, что произошло за этот час. Если вы все время оставались в коридоре, вы не могли не видеть, как мадам Бельон вышла из своего номера.

Ева Мария углядела на ближайшем к ней стекле невидимое пятнышко и целую вечность вытирает его уголком бирюзовой тряпки, потом наконец отвечает:

— Людей-то между тремя и четырьмя часами по моему коридору немало прошло… Только не эта блондинка…

Как обухом по голове.

— Что вы говорите? — почти орет на нее Айя. — Лиана Бельон не выходила из своего номера?

Ева Мария, довольная произведенным впечатлением, медленно складывает тряпку вчетверо. Ничего не скажешь — мастер саспенса, ей бы детективы писать.

— Муж поднимался сюда.

— Да, часом позже, я в курсе.

— Нет, не тогда, намного раньше. Примерно четверть часа спустя после того, как поднялась жена…

Еще один мощный удар, на этот раз под дых.

— Вы… вы в этом уверены?

— Да-да, Айя, детка, можешь на меня положиться, никто не пройдет по моему коридору так, чтобы я его не заметила.

— Я в этом не сомневаюсь, Ева Мария. Продолжайте…

Ева Мария с подозрением косится на Наиво. Лемур топчется у лифта. Креолка немного понижает голос.

— Он вошел в комнату. Я сначала-то подумала, что он хотел немного побаловаться с женой. Это было время сиесты, ты же понимаешь, что я имею в виду, Айя, детка. Малышка осталась внизу с друзьями. Муж вышел из номера несколько минут спустя, минут десять прошло, не больше. Он подошел ко мне. И попросил об услуге.

Айя смотрит на свое отражение в оконном стекле. Ее синий взгляд теряется среди ярких бликов на воде расположенного четырьмя метрами ниже бассейна.

— Об услуге?

Ева Мария бесконечно долго поворачивается к тележке, на которой лежат щетки, стоят моющие средства и мусорное ведро.

— Да, об услуге. Он спросил, можно ли ему на время взять мою тележку. Не эту, а большую, ту, на которую я складываю постельное белье и полотенца. Пустую. Он вошел с ней в комнату, две минуты спустя вышел оттуда, направился к лифту… и пропал из виду. Свою тележку я нашла внизу, в подвальном этаже, рядом со стоянкой. Это может показаться тебе странным, Айя, детка… Но здесь клиентам ни в чем не отказывают.