Не от мира сего-3 - [86]

Народ понимал, что богатый гость новгородский купец совершил что-то выдающееся, сродни с подвигом, но толком, конечно, ничего не знал. А русы во главе со своим предводителем смотрели на него (на народ этот) сквозь пальцы, как до того смотрели на противостояние Садка с «бабой» и кем-то еще, не вполне видимым. Эст объявил с оттенком торжественности, что теперь любой из экипажа новгородцев может лакать glögi[146] бесплатно в любом питейном заведении острова. Один стакан.

Народ затаил дыхание, оценив всю мощь великодушия: не иначе Садко свершил великое деяние, раз пойло — нахаляву.

— А второй стакан? — спросил самый смелый.

— В полцены, — сказал, как отрезал, эст.

Новгородцы разом выдохнули — вот это щедрость! Про третий и последующие по счету глинтвейны никто не поинтересовался. Цена на glögi в местных питейных заведениях сразу же выросла в два, а то и два с половиной раза.

Садко был далек от того, чтобы следить за порядком в своем коллективе — он восстанавливался после памятной ночи. Надо же, все оказалось сном, только побои от козломордого — настоящими. Память, несмотря на сотрясение мозга, не отшибло, а косоглазие прошло достаточно быстро.

Он удивлялся себе, как ему, в общем-то, не самому лучшему кулачному бойцу, удалось справиться с могучим и злобным Joulupukki и его подручной Хольдой. Эта нежить, не нуждающаяся в отдыхе, могла драться без перерыва на обед, сил у нее не убывало. Вероятно, не обошлось без незримой помощи Николы-освободителя.

Вообще-то идея веселого и радостного праздника Рождества изначально правильна. Пусть останется только она, а забудется все то, что ей последовало. Рождество помимо ощущения детства дает еще великую Надежду, что все будет хорошо. Пусть наряжают «древо смерти» — ель, украшают шестью свечами и начинают праздновать, когда на небо взойдет месяц — все это торжество жизни[147]. Пусть ku и kuksi с каменных рун санскрита означает маргинальность земли и ямы, но в Рождество надо думать о радости. Садко с удивлением отмечал в себе некую мудрость, случившуюся с ним после того, как ему настучали по голове.

Это не значило, конечно, что до этого он ходил глупым и улыбался всякому встречному. Бывает, что человек после полученной травмы меняется. Причем, достаточно часто меняется в сторону не самую лучшую. Впадает в продолжительную фазу идиотизма, пьет и ругается, обижает своих близких. Лив же стал задумчивее, и многие вещи начали открываться перед ним с совсем неожиданной стороны. Делиться своими мыслями он ни с кем не спешил. Да и вообще, вера в реальность сна пришла к нему после обнаружения в своем кармане свистульки, подаренной Сантой.

Первая фраза, удавшаяся ему, была несколько замысловатой. Товарищи, готовые всегда прийти на помощь, обеспечивающие его обильным морсом и рыбной ухой, только удрученно переглянулись между собой.

— Очистившись от скверны зла можно ходить по воде, — выдал Садко мысль, крутившуюся в его голове последнее время.

Но ничего, обошлось, лив снова стал прежним, оборвал на взлете пьянку, опустошившую все запасы личных денег своей команды. Попрощался с эстом, прибрал швартовы и увел свои корабли в направлении Датских проливов. Кое-кто пороптал, но потом похмелье отпустило, и можно было ехать дальше, как ни в чем не бывало. Команда верила своему идейному вдохновителю, даже почти блевать от качки прекратила. А тот строил свои коварные замыслы одолеть Геркулесовы Столбы, войти в теплые моря и там распорядиться своим грузом с наивысшей пользой.

Конечно, встречались по пути и лихие морские разбойнички, но русы Владимира разок показали свои навыки, а в остальных случаях Садко удалось договориться. На стоянках в портовых городах, где пополняли запасы воды и еды, скидывали кое-что из мелочи, всегда оставаясь при деньгах для продолжения своего путешествия. Главное — удавалось сохранить в тайне, куда они направляются и зачем. Конечно, об этом большая часть команды не догадывалась, но ближайшие соратники, тоже, вообще-то, не обладающие полнотой информации, имели рассудительность не делиться своими знаниями с кем ни попадя.

Поэтому, когда настало время, и Садко объявил: «Ша, пацаны, едем домой», многие удивились. В теплых морях благоухали теплые земли, грязь сопутствовала роскоши, рынки ломились от экзотики, но на редких, доставленных с севера лошадях, скакали без стремян. Зато унылые ослы таскали взад-вперед разнообразные повозки на скрипучих деревянных колесах, встречались и верблюды применяемые, как основное средство транспорта. Железо было в этих краях драгоценно, почитаясь, поди, дороже золота. Отсутствие надлежащего количества дерева влияло на распространение кузнечного ремесла — оно было примитивно, без излишеств. Найти прямой нож, да еще и с надлежащей закалкой лезвия представлялось практически невозможным. Оно и понятно: сколько не нагнетай воздуха на перемешанный с соломой коровий навоз, нужной температуры для получения стали достичь невозможно. Хоть тресни, хоть заставь всех окрестных коров гадить только на нужды кузнечного ремесла.

В трюма кораблей загрузили специи, несколько рулонов драгоценного шелка из шелковой страны