Не от мира сего-2 - [41]

— Ага, — ответил лив. — Как только, так сразу.

11. Норны.

Три женщины смеялись так заразительно, что троим мужчинам не удалось сохранить всю свою серьезность. Вроде бы повода для веселья не было никакого, но и печалиться тоже было незачем: они все-таки дошли до источника Урд, весело журчащего по замшелым камням мимо огромного дерева неизвестной породы. Ручей звонко плескался, даже в пасмурный день оставаясь насыщенным светом, какой бывает только от преломленных солнечных лучей. Так и хотелось его назвать Hurtti (в переводе "задорный", примечание автора), что было бы вполне справедливым настроением, им создаваемым.

Ну, а глядя на дерево, приходило на ум "кипарис и певг и вместе кедр" (Книга пророка Исайи, гл 60, ст 13, примечание автора) — "ливанское" дерево, давшее человечеству "крест Леванидов". Или, быть может, если учитывать его местоположение, это "ливонское дерево"? Хотя, конечно же, это было таинственное древо Иггдрасиль, на котором в далекие времена был распят Один.

Троица добралась до этого удивительного места относительно спокойно, словно запас всяческих невзгод окончательно иссяк. Руки Илейко не торопились заживать, тем самым причиняя массу неудобств — они болели, и всегда, а особенно по ночам, приходилось искать особое положение, якобы приносящее облегчение. Нога у Перми распухла и посинела радикальнее кожи Мишки. Вырубленный Хийси для него костыль не позволял скакать, где вздумается: только с лошади в кусты, с кустов — к костру, и в обратном порядке.

Леший и Зараза, как могли, пытались оказать содействие товарищам, но этого было явно недостаточно. Нужен был врач, чтобы произвел лечебную ампутацию, и лекарь (leikari — скоморох, в переводе, примечание автора), такую ампутацию отменивший и надававший своему "коллеге" по сопатке. Нужен был кто-нибудь, имеющий отношение к лечению людей. Но кругом — ни души: звери бегают, птицы прыгают, рыба плещется.

Погода установилась теплая, вся природа пробудилась от холодов и ненастья, словно бы летом. И не мудрено, потому что лето как раз и наступило, северное, драгоценное и с Белыми ночами.

Несколько раз наваливался настолько плотный туман, что двигаться дальше можно было только, исходя из личностных тактильных ощущений. И не всегда они были для Заразы и Мишки приятными — они шествовали неизменно в арьергарде. Илейко прикрывал отход.

— Существует теория, — сказал однажды Пермя после того, как получил в очередной раз веткой по лбу. — Туман — это не просто так.

— Очень смелая теория, — проговорил Илейко.

— Туман сопровождается искривлением пространства, точнее — наоборот: искривление пространства сопровождается туманом, — нисколько не смутившись, продолжил Васильич. После памятного ночного сражения его красноречие несколько поутихло.

— Плавали — знаем, — сообщил откуда-то из молочной завесы голос лешего. Сразу же представился Хийси, плывущий саженками прямо над землей, с ухмылкой во всю свою кудлатую харю. — Холод — колдовство, туман — кривой путь.

Лив подумал, что холод — это типичное зимнее состояние, а туман — переходное, но ничего вслух говорить не стал.

— Поэтому в тумане может скрываться всякая нечисть, — сказал Пермя.

— Ты не каркай! — возмутился Мишка. — Нам только этого не хватает.

— Да нет, дело не в этом, — попытался оправдаться Наследник. — Просто и нечисть тоже приблудиться может нечаянно. Пространство искривляется для всех тварей, причем во всех направлениях. Так что исключений не предусмотрено.

Илейко попытался представить себе это самое искривленное пространство, но выходило всякий раз плохо: дорога, уходящая куда-то вверх на неделю пути, а потом также спускающаяся вниз. Причем, если лопатой ее раскопать, не пытаясь забираться ввысь, а потом еще раскопать, то можно выйти на ту сторону, экономя целых две недели пути. Не учитывая при этом, конечно, что и копать пришлось те же самые две недели. Красота!

— Главное в тумане — это идти прямо, не сворачивая, — уклонившись от очередной свисающей ветки, сказал Пермя. — Тогда не заблудишься и окажешься там, где надо, гораздо быстрее.

— Поразительное открытие, — проговорил Илейко.

Туман внезапно пропал, будто его и не было, осталась лишь мокрая трава, да хвоя на соснах и елях. Они услышали задорное журчанье ручья и не менее задорный смех, который усиливался с каждым пройденным шагом.

Наконец, они разом увидели и сам ручей, и трех женщин, потешавшихся, если судить по указанным на них пальцам, над их великолепной троицей.

— Чего смеетесь? — спросил Мишка, никогда не страдающий лишними комплексами и не отличавшийся учтивостью манер.

— Здрасте, — громко ответила одна из дам на вуккиниемском языке. Это не было приветствием, скорее — некий укор отсутствия "этикетной" любезности.

— Здравствуйте! — хором сказали путники, вызвав тем самым новый приступ веселья.

Илейко посмотрел на Пермю, тот — на лива, и оба они уставились на лешего. Да, видок у них был что надо. Действительно, смешно.

Женщины, расположившиеся на лужайке, сидели в удобных плетеных креслах, они производили впечатление трех сестер, решивших понежиться в редкие мгновенья безделья под лучами ласкового солнышка. Хотя, присмотревшись, Илейко решил, что, скорее, это три разных поколения: бабушка, мамушка и дочечка. Отчасти он был прав.