Не наследник, которому по… - [70]

***

Я сидел в нашем тайном клубе физики, в большом деревянном, чиппендейловском кресле с подлокотниками, наслаждаясь бокалом отличного кьянти. Поза моя была расслабленной, нога закинута на ногу, глаза чуть прикрыты. Ничего не мешало вдыхать терпкий аромат вина и наслаждаться негромко играющей классической музыкой.

- Эх, - вздохнул я, чувствуя накатившую ностальгию, глянул вино на просвет, - сюда бы ещё печень с тушеными бобами…

- Какую печень? - влезла любознательная Анюра, что давно уже самостоятельно занималась какими-то своими разработками.

- Человеческую, - рассеянно сообщил я.

- Что?! - Светлова, чуть отшатнулась от меня, испуганно глядя.

- Что? - очнулся я от воспоминаний.

- Э-э, ничего, - та натянуто улыбнулась и быстро ретировалась к своему столу.

- Босс, ты бы завязывал с такими шутками, - пробасил Валуа, он в отличии от Анюры, опыты не ставил, в основном интересуясь разработками других, впрочем, пару раз он какие-то химические реакции проводил, исследуя результат чем-то типа лакмусовой бумажки, - она же за чистую монету всё принимает. Или ты не шутил?

Услышав такую длинную фразу от своего подручного, я даже немного удивился, обычно тот был куда более немногословен. Но ответил, с легкой улыбкой:

- Конечно шутил, конечно. Это была печень ягнёнка.

- Ягнята? - услышала последнее слово проходившая мимо Яна, - ой, они такие милые, так нежно бе-бе-кают.

- Не знаю, - пожал плечами я, - ни разу не слышал, у меня они всегда молчали.

- Наверно они были слишком испуганы, - предположила девушка.

- Возможно, - качнул головой я, - но скорее потому, что были мертвы и у них не было голов, чтобы бе-бе-кать.

Валуа вновь вздохнул, но ничего не сказал. В целом, последнее время он странно себя вел, нельзя было не заметить, как сильно изменилось его поведение. Словно та роль, которую он отыгрывал, стала его тяготить.

Допив вино, я со стуком поставил бокал на стол, опёршись о подлокотники, энергично поднялся с кресла, сказал здоровяку:

- Николя, пройдёмся.

- Да, босс, - кивнул тот, откладывая в сторону журнал “Кэтс” на польском языке.

Правда только я знал, что под обложкой фривольного содержания скрывается очередной выпуск “Популярной механики”. Вероятно ему было проще объяснить наличие в руках порнухи, чем научно-популярного издания.

Вот только среди нас ему незачем было скрываться, возможно, правда, он делал это по привычке, так и не избавившись от выработавшихся в средней школе рефлексов.

Мы отошли в дальний угол помещения, там где нас не мог услышать никто посторонний и опершись рукой о каменную кладку, я посмотрел искоса на здоровяка, а затем произнёс:

- Ну, рассказывай.

- Что рассказывать, босс? - прикинулся веником Валуа.

- А вот что ты хочешь мне рассказать, то и рассказывай, - прищурился я в ответ, - я же вижу, что тебя что-то гнетёт. Что-то заставляяет всё время выбиваться из образа. Не спорь, я прекрасно вижу когда ты играешь, а когда нет. Зачем тебе это надо, вопрос другой, я туда лезть не собираюсь, но если что-то касается меня лично, прошу говорить без утайки.

Николя напрягся, поморщился. Задумался о чём-то, затем, секунд через пять, обернулся, проверяя нет ли кого поблизости и оветил:

- То, что ты делаешь, босс, вся эта наркота, это плохо босс. У меня брат старший от неё сторчался и помер.

- Соболезную, - спокойно ответил я, затем добавил, - но с наркотиками, особенно психотропами, самая большая беда, что изначально это препараты для лечения психических, в основном, болезней, которые начали употреблять здоровые люди, зачем-то. Если бы это так и оставались больничные препараты, никакой проблемы бы не было. Это как с анаболиками. Они были призваны лечить дистрофию, но затем кто-то подумал, а почему бы с их помощью не преодолеть физиологический предел объёма мышечной массы и понеслось. И теперь имеем, что имеем.

- И всё-равно, это плохо, - убеждённо заявил здоровяк.

- Спрос рождает предложение, - покачал головой я, - проблема не в самих наркотиках, проблема в людях. В головах. В лени элементарной. В нежелании прилагать усилия чтобы получать дофаминовое вознаграждение от собственного организма, а желание получать его на халяву, не прилагая усилий. На мой взгляд, это тоже элемент естественного отбора. Если ты слаб волей, если ты не хочешь прилагать усилия для получения вознаграждения - ты должен быть отсеян, так как не несёшь пользы, не работаешь на развитие человечества как вида. Разум, мой друг, это наше эволюционное преимущество, но если его не развивать дальше, то эволюция остановится и ветвь развития станет тупиковой, а это гарантированно приводит к вымиранию всего вида. Поэтому извини, но поддавшиеся наркотикам, чей разум не может критически оценивать весь будущий вред, это слабые люди тормозящие эволюцию и соответственно, виду не нужные.

- Любая человеческая жизнь важна, - стиснув зубы, вымолвил Валуа.

- Не для вида и не для эволюции, - покачал я головой, - это как в игре с адаптивным уровнем сложности, чем легче тебе игру проходить, тем сильнее игра начинает прохождение усложнять, добавлять врагов, усиливать их. Так с болезнями, мы победили одни, но появились другие. Мы создаём антибиотики, а бактерии постепенно вырабатывают к ним резистентность и это заставляет нас искать новые антибиотики и способы борьбы. Пойми, на любую нашу хитрость эволюция придумает свою, этот процесс не остановить. Когда ты находишь лайфхак или баг и думаешь, что смог её обмануть, она просто смеётся тебе в лицо и кардинально меняет игровые механики. И человеческие жизни, а вернее смерти, всего лишь естественный элемент этого движения, естественный процесс развития вида. Слабые умирают, сильные идут дальше.