Не могу тебя забыть - [11]

Телефонные разговоры происходили ближе к полуночи, потому что раньше Илья домой не приходил, и Юлька, прячась от родителей, требовавших, чтобы в это время она спала, брала трубку телефона с собой в комнату, забиралась на кровать, устраивалась поудобней и названивала каждые десять минут, ожидая, когда же Илья придет домой. Но Илья выдвинул свои условия.

— Рыжик, я ужасно устаю, — как-то сказал он. — Давай договоримся так: я прихожу домой, принимаю душ, ужинаю и, если я буду в состоянии что-то говорить, звоню тебе сам. Договорились?

— Ну, хорошо — согласилась Юлька.

И Илья звонил, иногда только раз в неделю, но все же звонил! Если трубку брал кто-то из родителей и Юлька слышала: «Илья, привет!» — она неслась с громким криком забирать трубку: «Это мне!»

Папа с мамой переглядывались, улыбались и тихо радовались, что у ребенка детство еще не закончилось, что Юлька все так же по-девчоночьи влюблена в Илью. Но телефонные разговоры становились все реже и реже, а через год прекратились совсем.

Как-то незаметно основной кормилицей в семье стала мама. Она давала частные уроки, попутно восстановила знание второго языка, немецкого, который вместе с английским изучала в институте, и стала давать уроки немецкого. Мама очень не хотела бросать преподавание в институте, но вынуждена была сократить часы до минимума, отдавая большую часть времени частным урокам, несравнимо более денежным. Она приходила домой очень поздно и совершенно без сил. А в выходные ее ученики приезжали к ним домой.

Что только не придумывал папа, чтобы достойно зарабатывать, все оказывалось нереальным в тех условиях, которые сложились в стране, а вместе с ней и в науке.

Ну не мог же он наизнанку вывернуться!

А науку бросить он тоже не мог.

Однажды Юлька подслушала разговор родителей. Она бултыхалась в ванне, а родители пили чай на кухне. При «замечательной» звукоизоляции в наших квартирах ей было слышно все, как будто родители сидели под дверью ванной. Сначала Юлька не обращала внимания на то, что они говорят, но, услышав возмущенный голос отца, невольно прислушалась.

— Господи! Марина, это маразм какой-то! Я неглупый человек, но я не могу уложить в своем мозгу то, что они делают! Как можно гробить основу государства — фундаментальную науку?! Это какой-то бред! Даже при самых страшных диктатурах государство огромные средства вкладывало в науку! Это же козлу понятно, что уровень благосостояния государства зависит от его научных достижений! Через год-два в стране не останется ни серьезных лабораторий, ни главных стратегических направлений, ни молодых ученых, на которых падает основная нагрузка в любых разработках! Все! Все коту под хвост! Разбазариваем людей, разбазариваем таланты! Все бегут черт знает куда!

— Игорь, Игорь, ну, не рви ты себе сердце! — уговаривала отца мама. — Если все так плохо, может, и бог с ней, с наукой? Может, пойдешь к Ивлеву, он тебя зовет к себе работать?

— Нет, Марин, я не могу, — кипятился отец. — Да и не хочу! Я свою работу не брошу! Пусть хоть все развалится! Надеюсь, до полного дебилизма мы не дойдем, Академию наук не распустят к чертовой матери! Я не могу, понимаешь? Я умею и хочу делать свою работу, а если перестану ее делать, я, наверное, сдохну сразу!

— Игорь, ну чего ты? Чего ты так завелся? — еще раз попыталась мама успокоить отца.

— А, — как-то безнадежно ответил папа. — Мне сегодня сообщили, что снова сократили бюджет нашей программы. Скоро мы будем из канцелярских скрепок оборудование делать, чтобы хоть что-то работало! Марин, мне же тошно, я у тебя как иждивенец на шее! Ты вкалываешь, как раб на плантации, а женщина не должна так работать!

— Ой, да ладно! — рассмеялась мама. — Мне моя работа нравится.

— Даже если она тебе очень нравится, это неправильно, что ты работаешь как каторжная и кормишь мужа, — возмутился папа. — Я себя уже и мужиком чувствовать перестаю!

— Ну, с этим ты поспешил! — весело хохотнула мама.

Они замолчали.

«Целуются», — поняла Юлька. Вода в ванне начала остывать, но она хотела дослушать разговор, поэтому не вылезала.

— Ты знаешь, — через несколько минут сказал папа, — ведь самое страшное, что дальше будет только хуже. Я не стану больше зарабатывать, хоть на голову встану. Финансирование в научной области будет только сокращаться.

— Ну и ладно, выживем, чего уж теперь! — вздохнула мама. — Ты, Расков, нас пятнадцать лет кормил, холил и лелеял, теперь мой черед настал. Тебе ведь жизненно необходимо заниматься своим делом, ты без этого жить не сможешь. Значит, тема закрыта. А я, пожалуй, уволюсь из института. Буду только частные уроки давать. У меня прибавится времени, возьму парочку учеников. Как ты думаешь?

— Мариночка, решай сама, — как-то грустно сказал папа, — а я тебя во всем поддержу! Но у меня есть условия: ты должна выкроить время для себя, чтобы не приходить домой черт-те во сколько. Бог с ними, с деньгами, всех не заработаешь, а загнуться от такой нагрузки можно. Да и не голодаем же мы! Если уж припрет, что-нибудь придумаем!

— Согласна! — сказала мама. — Слушай, а как Илья поживает?

— Трудно поживает, — вздохнул отец. — Как и все. Крутится как белка в колесе, подрабатывает, статьи за наших халявщиков пишет, программы левые, а куда деваться. В прошлом месяце нужно было оборудование починить. Деньги мне на ремонт обещали дать месяца через три, не раньше. А что значит через три?! На нем вся работа идет, значит, это три месяца простоя! Илья, ничего мне не говоря, где-то по ночам грузчиком работал и принес деньги. Вот, говорит, на ремонт. Боже мой! Доктор наук — на научную аппаратуру подрабатывает грузчиком по ночам! Черт знает что!