Не много ли для одной? - [10]

Был у меня отрез, полученный в автобазе за хорошую работу. Была новая фуфайка, брюки и так, кое-что, я все распродала, заставила Степана выписать плах — тогда это было свободно. И стали строить свой угол. Сами, своими руками. Каждая досточка была полита моими слезами. Мне стало казаться, что меня подменили. Из такой настойчивой, мужественной девушки я стала безразличной ко всему и ничего меня не интересовало. Наступала осень, надо было копать картошку. Хотя я еще была слаба, но, зная, что кроме меня никто за нее не возьмется, я оставила Володю со своей мамой, которая приехала поглядеть на меня и на мою жизнь. Я договорилась, что Степан приедет за мной и привезет картофель. Я целый день без разгибу спешила копать, чтобы услышать хоть одно слово в благодарность, но уже стало темнеть, а его все не было. Тогда я закрыла кучи ботвой, а когда огляделась вокруг, никого нигде не было. Стало немножко жутко, я побежала бегом, а уже совсем стемнело, и я заблудилась. Мне наконец какая-то тетенька показала дорогу.

Когда пришла домой, вся семья была в сборе. Они спокойно ужинают. Только моя мама места найти не могла. Я так сильно переутомилась, что даже есть не хотелось. Но взглянув на маму, я поняла, что она еще больше будет волноваться, если я не стану есть. И я малость поела. Ночевать пошли в свой новый дом. А напротив нашего дома стоял совхозный клуб. Степан вздумал зайти туда. Я попросила, чтобы он поскорее вернулся, так как дом пустой, окна без рам, забиты досками, в нем одна боялась. Я решила ждать его, прижавшись к стене. Но он, видно, не думал, что я устала, к тому же еще слаба. Он все сидел в клубе, его забавляли анекдоты, рассказываемые одним ворюгой, которого после посадили и там в зоне отрубили голову.

Мое терпение лопнуло, я пошла в клуб. Подойдя к Степану, я попросила: «Пойдем, ведь мне холодно стоять на улице, а в хату войти я не смею». Так он окатил меня с верхней полки матерком хоть стой, хоть падай. Я вышла из клуба, слезы сжали мне горло, мне казалось, счастливее бы я была, если б умерла. Подойдя к дому, я разревелась, выливая в слезах всю свою горечь. О боже! За что же я такая несчастная мучаюсь на белом свете! Нет мне радости, нет покоя, а он вовсе опостылел, т. к. и без того был постыл. А ведь я думала перевоспитать его, но где мои силы! Я так унизила себя, что ничего не могу сделать с ним, а свою жизнь почти погубила.

Володю увезли на станцию Тайгу, и младшая сестра писала письмо за письмом: «Бросай все! Что дорогое в твоей жизни — это Володя, а Володя всегда будет с тобой. Не гляди ты на этот дом, не дом ты себе построила, а гроб. Брось все, приезжай». Я долго еще колебалась. Ведь я не одна, с ребенком. Как понравится маме? Что скажут люди? Нет, это сделать невозможно. Я не должна вмешивать в свою жизнь никого. На этом был конец моим колебаниям. Маме я отбила телеграмму, в которой требовала привезти Володю. Я об этом требовала по всякому. Иногда мне казалось, что он болен, и я никогда не увижу его. Мама постаралась выполнить мою просьбу. Она привезла Вовика, но нисколько не радовалась моей жизни.

Вскоре мы перешли в свой дом. Хоть он был не отделанный и не оштукатуренный, без кирпичной печи. Все же свой угол. У нас была корова, которую приобрели, когда народился Володя. Хоть она была неважная, а молоко не покупали.

Жила и свекровка с нами. Однажды она унесла молоко зятю, а Степан попросил ему налить. Я сказала, что нет молока, и между нами завязался спор. Мать ушла в свою квартиру. Мы остались трое, все безработные.

Я пошла искать работу. Узнала, что надо мотористок в шахту. Пришла домой, говорю, что пойду оформляться. Муж ответил: когда, мол, умрешь, так тогда належишься под землей. Пошла в столовую, нужно буфетчицу. Так опять говорит: сам наматерить сумею дома, чем каждый будет материть тебя в буфете. Тогда я решила: не буду спрашивать его, а то, пожалуй, совсем не устроишься.

Иду на станцию Шахтер. Встречается весовщик, Галя, хорошая девушка. Я смело спросила: не нужно ли им стрелочников или весовщиков. Она весовщиком работала в ПТУ. Галя направила меня на станцию Северная. Начальник станции Коваленко сказал: пишите заявление. Я в станции написала, и он сразу же подписал: «оформить дежурным на станцию „Бутовская“ вместо Шишкиной». Я пошла в управление на Рудник. Там был начальник Хохлов, он спросил: испытание сдавали? Говорю, сдавала. Подписал и начальник управления. Сразу оформила обходную, мне выдали хлебную карточку, восемьсот граммов, и на Володю четыреста. В общем, выйдя из управления, я до слез была взволнована от своего счастья! На обратном пути я зашла в буфет «Северный», выкупила хлеба два четыреста и на мясные талоны продуктовой карточки выкупила колбасы. В это время я сияла вся от радости и гордости, что встала опять на твердую почву. Я так шла, что, наверное, никто бы не смог меня догнать. Я хотела порадовать Степана и угостить своего любимого сына.

Степа действительно был обрадован, когда я сказала, что буду дежурным по станции на шахте «Бутовская». Дежурили мы сутками. Степан еще не работал. Когда меня не было дома, он сам командовал по хозяйству. Уголь я привозила с собой по кулю. И мне хватало на двое суток. В общем, зажили дружно.