Не-места. Введение в антропологию гипермодерна - [17]
Эта неподвижность и узость рамок, внутри которых может быть расположена фигура суверена, составляют – вполне буквальным образом – центр, усиливающий вечное правление династии и управляющий всем внутренним разнообразием социального тела. Отметим, что идентификация власти с местом, в котором эта власть вершится, или монументом, в котором находятся ее представители, является основным правилом политического дискурса и современных государств. «Белый дом» или «Кремль» являются одновременно и памятными местами, и персонами, и властными структурами. С помощью ряда последовательных метонимий мы часто обозначаем страну названием столицы, а столицу – названием здания, которое занимают ее правители. Политический язык естественным образом является пространственным языком (как минимум когда речь идет о «правых» и «левых»), несомненно потому, что ему присуща необходимость одновременно думать и о единстве, и о разнообразии, и центральность является наиболее употребимым, образным и материальным выражением этой двоякой и противоречивой интеллектуальной связки.
Понятия маршрута, пересечения, центра и монумента полезны не только для описания традиционных антропологических мест. Они также частично отражают современное пространство Франции, в особенности ее городское пространство. Парадоксально, но они даже позволяют охарактеризовать его как пространство специфичное, хотя по определению они образуют единые для всех пространств критерии сравнения.
Привычно слышать, что Франция является страной централизованной. Именно такова она в политическом отношении как минимум с XVII века. Несмотря на все недавние усилия по регионализации, она остается страной, централизованной в административном отношении (идеалом Французской революции была нарезка административных округов по чисто геометрической модели). Такова она и в восприятии французов, в особенности в силу организации автодорожной и железнодорожной сетей, построенных по принципу паутины, в центре которой находится Париж.
Точности ради следует отметить, что, хотя ни одна столица мира не была задумана как таковая в той же степени, что и Париж, однако же нет ни единого города во Франции, который, стремясь к статусу столицы сколь бы то ни было малого региона, не обзавелся бы с течением времени монументальным центром (тем, что мы называем «центром города»), одновременно и символизирующим, и материализующим это устремление. Не только самые скромные французские города, но даже и деревни всегда имеют «центр», в котором соседствуют памятники, символизирующие религиозную власть (церковь) и светскую (мэрия или префектура в более крупных городах). Церковь (в большинстве регионов страны – католическая) находится на месте, мимо которого проходят сквозные маршруты. Мэрия расположена неподалеку, даже если она и организует собственное пространство, – всегда площадь мэрии находится рядом с церковной площадью. Также в центре города всегда расположен, поблизости и от мэрии, и от церкви, памятник, посвященный умершим из числа жителей. Будучи в основе своей светским, он не является в истинном смысле местом культа, но монументом, имеющим историческую ценность (символом почтения к павшим в двух мировых войнах, чьи имена выбиты на камне): при праздновании некоторых годовщин, особенно 11 ноября[27], гражданские, а иногда и военные власти почитают подвиг тех, кто пал за родину. Эти, как их называют, «памятные церемонии» вполне соответствуют расширенному (то есть социальному) определению, которое Дюркгейм дает религиозным явлениям[28]. Несомненно, особенную эффективность им придает расположение в месте, где близость живых и мертвых ранее выражалась на совершенно повседневном уровне: до сих пор в некоторых деревнях мы находим кладбища, расположенные со времен Средневековья вокруг церкви – в самой гуще активной социальной жизни.
Центр города – это активное место; в традиционном понимании жителей провинциальных городков и деревень (в том понимании, литературное существование которого было обеспечено авторами наподобие Жироду или Жюля Ромена в первой половине XX века), в городах и деревнях, какими они представлялись в эпоху Третьей республики и каковыми они во многом и являются до сих пор, именно в центре расположено определенное количество кафе, отелей и торговых точек, неподалеку от площади, на которой находится рынок (когда церковная и рыночная площади не смешиваются). С регулярными еженедельными интервалами (воскресенье – всегда день рынка) центр оживляется.
Новые города, созданные в соответствие с технократическими и волюнтаристскими градостроительными проектами, часто упрекают именно в отсутствии «мест для жизни», характерных для городов эпохи «медленной истории», где отдельные маршруты встречались и сливались, где имел место спонтанный диалог и рассеивалось одиночество – на пороге церкви, в мэрии, у стойки кафе, у входа в булочную; слегка ленивый ритм и неспешная болтливая атмосфера воскресного утра до сих пор являются важной частью жизни во французской провинции.
