Не-места. Введение в антропологию гипермодерна - [15]

Разумеется, интеллектуальный статус антропологического места двойственен. Он является лишь частично материализованной идеей людей, населяющих территорию, об отношении к ней, к своим близким и к другим. Эта идея может быть частичной и мифологизированной. Она варьирует от места к месту и от одной точки зрения к другой. И при этом она предлагает и навязывает серию референций, не отсылающих к гармонии дикой природы или к «потерянному раю», чье исчезновение не так-то просто возместить. Этнолог, со своей стороны, восприимчив к тому, что «начертано на земле», что вписано в жизнь тех, кого он наблюдает, что указывает на тесные и осторожные отношения с внешним миром, на имманентность божественного человеческому и на близкую связь между необходимостью знака и его значением.

Остановившись на мгновение на определении антропологического места, мы констатируем, что оно в первую очередь геометрично. Его можно вывести из трех простых пространственных форм, применимых к разным институциональным механизмам и составляющих в некотором смысле элементарные формы социального пространства. В геометрических терминах речь идет о линии, пересечении линий и точке пересечения. Говоря конкретно, словами более знакомой нам повседневной географии, мы можем упомянуть, с одной стороны, маршруты, оси и дороги, которые ведут из одного места в другое и которые проложены людьми; с другой стороны, перекрестки и площади, на которых люди пересекаются, встречаются и собираются, образующие огромные ансамбли, которые обеспечивают возможность экономического обмена; наконец, более или менее монументальные центры, религиозные или политические, созданные одними людьми и определяющие, в свою очередь, очертания и границы пространства, вне которого остальные люди определяются как «другие»; пространства, соотнесенного с другими центрами и пространствами.

Маршруты, перекрестки и центры в то же время не являются абсолютно независимыми друг от друга понятиями. Они частично перекрываются. Маршрут может проходить через несколько примечательных точек, являющихся местами сбора; некоторые торговые места формируют фиксированные точки на маршруте, ограниченном ими; если рынок или ярмарка сам (сама) является центром притяжения, то площадь, на котором он или она размещается, может иметь монумент (алтарь божества, дворец правителя), символизирующий центр другого социального пространства. Такому сочетанию пространств соответствует и определенная институциональная сложность: на крупных торговых площадях присутствуют формы политического контроля; они существуют лишь в силу договора, соблюдение которого обеспечено различными религиозными или юридическими процедурами: например, зоны перемирия. Что до маршрутов, они пересекают определенное количество границ и пределов, о которых известно, что их функционирование не является самодовлеющим, но требует определенных ритуальных или экономических действий.

Эти простые формы не характеризуют крупные политические или экономические пространства; они определяют в равной степени и пространство деревни, и пространство дома. Жан-Пьер Вернан показывает в своей книге «Миф и мысль у греков»[22], как в паре Гестии и Гермеса первая символизирует круглый очаг в центре дома, закрытое пространство группы, обращенное само на себя, в то время как Гермес – бог порогов и дверей, но также и бог перекрестков и въездов в город – воплощает движение и отношение к другому. Идентичность и отношение всегда находятся в самом центре всех пространственных структур, изученных в классической антропологии.

Столь же важна и история, поскольку все отношения, вписанные в пространство, также имеют продолжительность, и простые пространственные формы, о которых мы упоминали выше, обретают конкретность лишь во времени и с течением времени. Во-первых, их реальность исторична: в Африке, как зачастую и в других местах, повествования об основании деревень или царств в целом прослеживают весь маршрут, отмеченный множеством остановок, предваряющих окончательное нахождение своего места. Мы также знаем, что у рынков, как и у политических столиц, есть своя история: одни возникают, другие исчезают. «Присвоение» или создание бога может быть датировано, и поэтому на святилища и культы распространяются те же принципы, что и на рынки или политические столицы: сохраняются ли они в неизменном виде, расширяются или исчезают, но пространство их роста или исчезновения является пространством историческим.

И все же стоит сказать и о материальном, временном измерении этих пространств. Маршруты меряются часами и днями хода. Рыночная площадь сохраняет свой торговый статус лишь в течение определенных дней. В Западной Африке легко выделить торговые зоны, внутри которых в течение недели устанавливается ротация мест и дней торговли разными товарами. Места, отведенные отправлению культа и политическим или религиозным собраниям, отдаются под эти нужды только кратковременно, обычно в строго установленные дни. Обряды инициации, ритуалы, связанные с плодородием, совершаются с регулярными интервалами: религиозный и социальный календарь создается обычно по образцу календаря сельскохозяйственного, и сакральность мест, в которых сосредотачивается ритуальная активность, является своего рода альтернативной сакральностью. Так же, впрочем, создаются и условия для воспроизводства памяти, закрепляющейся за конкретными местами и способствующей усилению их священного статуса. Для Дюркгейма, согласно его «Элементарным формам религиозной жизни»