Не любо - не слушай - [12]
В следующий раз убиралась при нем, он видики смотрел. Гляжу – Юлиана открывает его дверь своим ключом. Подрабатываешь, Оля? беги домой, не торчи тут… Алене пора уходить. Врет, только спорить ведь не станешь. Денис ее обнимает, шубку снимает. Я сапог не на ту ногу натягиваю – еле разобралась, и за порог. Позвонила ему назавтра, когда никого у нас дома не было. Поднял трубку – не Юлиана - и положил. Не Москва, а пустоша, и земля под ногами проваливается.
Прокралась ночью в хозяйскую спальню – живут без замков. Кровать не на двоих – на четверых. Юлиана ближе к двери, Вадим у окна. Убить тихо, чтоб не вскрикнула. Войти одетой, с документами в кармане. Двери в тамбур и на площадку пусть открыты будут, лифт вызван. Только как через проходную? подкоп что ли с вечера сделать к оврагу? Постояла, вышла и лежу не сплю. Завтра апрель начинается – с обмана. И моя жизнь так.
Юлиана Аркадьевна, мне бы к детям съездить… и мать повидать. Поджала губы: ни Алену, ни Тосю ночевать я не оставлю… ладно, Вадим Петрович улетает на два дня в Амстердам… поезжай, справлюсь. Небось справишься! Денис, подай-принеси! А домой позарез нужно: вдруг на всю жизнь в тюрьму. Весна в начале, снег не сошел. Ой, не обойдется – заест обида, сто раз с ума сойду. В Пустоше вербочка над озером проклюнулась, лед на мелком заливе треснул – пришлось обходить. Воздух трепещет, будто на ухо шепчет: Бог с ней, пускай живет… нет, обе в пекло пойдем. На крыльцо шагнула с деньгами в руке, чтоб мать сразу не убила – год я скрывалась. Аньки нет, живет с каким-то в Черустях. Отец лежит – ни работать, ни пить не может… свое выпил. И Женькин помер, не дожил до пятидесяти. На похороны мой приезжал – сюда не зашел. Пристрелила бы, было бы из чего. Мать деньги считает – руки трясутся, я обоих детей на коленях держу. Глажу и думаю: чтой то я людей извести хочу? Их ростишь-ростишь, вон какие бледненькие. Молотком по башке пристукнуть – много ума не надо. Дала им по конфетке и утихомирилась.
Через проходную бежала – поздно было, охранник мне дверь отпирал. Вошла в переднюю – свет горит. Должно быть, хозяин прилетел из Амстердама, где у него дама. Споткнулась обо что-то, подняла молоток… руки в липком… Господи, кровь. Разум помутился – бросилась с молотком в спальню. Лежит моя разлучница, головушка размозженная… и ключ в замке ворочается… Вадим Петрович. Упала замертво на ковер, очнулась в наручниках.
Она себя утопит. Тянет ко мне угловатые руки: «Гражданин следователь, Константин Иваныч… я убила… мыслью убила, ненавистью… про молоток подумала – так и вышло… черт за меня сработал». Придется вызвать черта на очную ставку. Топит ее и хозяин, охотно подтверждая любую версию – нынче одну, завтра другую. Вадим Петрович, молоток Ваш? – Мой. – Ольга говорит: у них такого старья нет. – Значит, Ольга привезла из Шатуры. – Из Пустоши, Вы хотите сказать? – Да, в сумке… специально. – В ее сумку не влезает. – В чем угодно… в пакете, в кармане, в рукаве… устал уже! – Ведь Ольга знает, где у Вас инструменты… подробно описала. – Знает, к несчастью… даже лучше меня. – Зачем же было везти? – Сумасшедшая… немотивированные поступки. В общем, хозяина первоначальная версия вполне убеждает, а меня нет. Явилась Ольгина мать – законченная алкоголичка, и тоже услужливо топит, дура набитая: «Деньги прислала… большие… потом еще сама привезла… откуда столько?» Оказалось – в пределах Ольгиной месячной зарплаты. Просто мать в таких масштабах не мыслит… рубит сук, на котором сидит. Ольга не безумна – одержима раскаяньем… самого замысла не вынесла… устрашилась. Но положенье ее незавидное. Момент наступления смерти в пределах точности его определения совпадает со временем возвращения подозреваемой. Оля, ты черта убегающего не видала? – Я сама думала, как через проходную ночью уходить… решила сделать подкоп к оврагу у забора. Проверил наутро – есть подкоп! осыпался, мальчик лет семи его расчищает малышовой лопаткой, а гувернантки болтают в отдаленье. Как тебя зовут? – Паша. – Ты копал? – Я только подправил… совсем немножко – Зачем? – Убежать от Алины Степановны, в овраг или куда угодно. – Давно тут существует лаз? – Обнаружил в понедельник, как из школы пришел. – Не раньше? ты уверен? – Я каждый день с этого угла в овраг гляжу. Из оврага пахло ожившим ольшаником, птицы переговаривались о птичьих своих делах. Паша, ты тут никого чужих не видал? не находил чего-нибудь такого? Подает мне ржавую жестянку. – Не то… хотя бы пуговицу. С готовностью начинает отрывать свою – я его останавливаю. Оля, как ты думаешь, кто мог сделать подкоп? – ОН… мысли мои подслушал… нельзя никому смерти желать… ты поди вырасти… а то убивать. И тут я ЕГО увидел, кудрявого, в тельняшке, с демонически поднятой правой бровью. Прошел мимо милиционера… глаза отвел. Ввалился в следственное помещенье, фамильярно похлопал по плечу оторопевшую Ольгу. Отступил на пару шагов, вытянулся в струнку, отрапортовал: свободный художник Глеб Поймин добровольно прибыл для дачи показаний по уголовному делу.
Конечно, я как следователь был на похоронах, фотографировал потихоньку. Вадим комментировал скупо: родственник покойной… мой компаньон… и т.д. Ольга ни одного имени не вспомнила, не всех даже знала в лицо. Теперь Глеб Поймин достал пачку фотографий, сделанных самолично старым ФЭДом - художественно проработанных портретов, одиночных, парных и групповых. Назвал имена и выдал досье. В основном юные красавцы – держат Юлиану под локоток, с одной стороны или с обеих. Постепенно из путаницы лиц выделилось одно мужское, улыбчивое и наглое. Узурпируя мои функции, Глеб сунул фотокарточку Ольге в нос и резко спросил: кто? Опустила голову, не ответила. Те же и Глеб Поймин… мне предлагалось гнать по следу парня, послужившего яблоком раздора.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
«Лесков писал как есть, я же всегда привру. В семье мне всегда дают сорок процентов веры. Присочиняю более половины. Оттого и речь завожу издалека. Не взыщите», - доверительно сообщает нам автор этой книги. И мы наблюдаем, как перед нами разворачиваются «присочиненные» истории из жизни обычных людей. И уводят - в сказку? В фантасмагорию? Ответ такой: «Притихли березовые перелески, стоят, не шелохнутся. Присмирели черти под лестницей, того гляди перекрестят поганые рыла. В России живем. Святое с дьявольским сплелось - не разъять.».
Герои Натальи Арбузовой врываются в повествование стремительно и неожиданно, и также стремительно, необратимо, непоправимо уходят: адский вихрь потерь и обретений, метаморфозы души – именно отсюда необычайно трепетное отношение писательницы к ритму как стиха, так и прозы.Она замешивает рифмы в текст, будто изюм в тесто, сбивается на стихотворную строку внутри прозаической, не боится рушить «устоявшиеся» литературные каноны, – именно вследствие их «нарушения» и рождается живое слово, необходимое чуткому и тонкому читателю.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Бен Уикс с детства знал, что его ожидает элитная школа Сент-Джеймс, лучшая в Новой Англии. Он безупречный кандидат – только что выиграл национальный чемпионат по сквошу, а предки Бена были основателями школы. Есть лишь одна проблема – почти все семейное состояние Уиксов растрачено. Соседом Бена по комнате становится Ахмед аль-Халед – сын сказочно богатого эмиратского шейха. Преисполненный амбициями, Ахмед совершенно не ориентируется в негласных правилах этикета Сент-Джеймс. Постепенно неприятное соседство превращается в дружбу и взаимную поддержку.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Однажды утром Майя решается на отчаянный поступок: идет к директору школы и обвиняет своего парня в насилии. Решение дается ей нелегко, она понимает — не все поверят, что Майк, звезда школьной команды по бегу, золотой мальчик, способен на такое. Ее подруга, феминистка-активистка, считает, что нужно бороться за справедливость, и берется организовать акцию протеста, которая в итоге оборачивается мероприятием, не имеющим отношения к проблеме Майи. Вместе девушки пытаются разобраться в себе, в том, кто они на самом деле: сильные личности, точно знающие, чего хотят и чего добиваются, или жертвы, не способные справиться с грузом ответственности, возложенным на них родителями, обществом и ими самими.
История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.