Не лги себе - [32]

— Я так рад, Катя. Я ждал все эти дни, хотя мы и условились о субботе. Почему вы не приехали раньше?

— Но вы же сказали в субботу. Я и раньше могла…

Он взял ее прохладные пальцы и приложил к своему разгоряченному лбу.

— Я думал о вас все эти дни. Откуда вы взялись, Катя?

Он был в синей рубахе, парусиновых брюках и сандалиях. Счастье светилось в его обычно холодноватых серых глазах.

— Идет! — крикнул рабочий, и оба они вздрогнули.

— Кто идет? — не поняла Катя.

— Баркас идет. Из моря. Стойте здесь и наблюдайте.

Он скрылся в машинном отделении, оставив ее на палубе с тем рабочим, что управлял лебедкой.

А снизу от машин уже поднимались наверх люди, чтобы смотреть, как работает лебедка. Стоящий у лебедки рабочий что-то объяснял им вполголоса и, когда смотрел на Катю, улыбался.

Катя подошла к этим людям и стала расспрашивать, как нашли затонувший баркас, кто именно нашел и страшно ли ходить по морскому дну.

— А вот сейчас водолазы поднимутся, ты у них и спроси. Они по дну морскому, как по Примбулю, гуляют, только что без девушек.

Примбуль — это Приморский бульвар, быстро сообразила Катя. Примбуль, Примбуль! Ну и словечко!

— Чего смеешься?

— Да любопытно, как вы там гуляете. Дельфинов не боитесь? Хоть бы меня когда на глубину взяли.

— Рыбы тебя испугаются. Они красивых боятся. К водолазам, правда, привыкли, у тех глаза всегда выпученные, как у самих рыб.

— А почему выпученные?

— Выходи за водолаза, узнаешь.

Надсадно гудел мотор, сотрясая судно. Парень кричал что-то еще, но Катя не слушала. Из воды лезла темная громадина. Виднелась кургузая будка, густо облепленная ракушками. Не заметила, как подошел Антон Петрович.

— Ну и денек сегодня! С утра хлопочем. Этот баркас лежал днищем кверху. Пришлось перевернуть. Но бывали случаи, когда килем кверху — приходилось тянуть. Например, линкор «Марию» на севастопольском рейде. Техника была слабая, пятнадцать лет бедняги возились.

Мертвое суденышко заколыхалось на воде. Мотор продолжал гудеть. Нагнулся кран, и подъемное сооружение осело еще больше.

— Сейчас мы его в воздух поднимаем, — оживленно сказал Антон Петрович. — Так в воздухе и потащим. Ослабить трос!

— Есть ослабить трос! — отозвались внизу.

Все это походило на рыбную ловлю. Не дай бог трос оборвется и баркас снова уйдет в глубину! Он висел над морем, чуть поворачиваясь из стороны в сторону. Вода выливалась из него шумной струей.

Подошел водолаз. Глаза у него были красные, и он прижмуривал их.

— Это и есть ваша сибирячка? — спросил он у Антона Петровича, здороваясь с Катей. — Ждали мы вас сегодня. Ну как, хотите на дно морское?

А рука у него горячая, сильная, он так сдавил Катины пальцы, что они заныли.

«Что же он всем рассказал обо мне? — дивилась Катя. — Зачем он это?» Но ей было приятно среди этих дружелюбных людей. Вот достали со дна погибший баркас и радуются. Не столько, очевидно, ценности своей находки, сколько тому, что они умеют это делать, что человек властен над глубиной моря.

Витя ждал на берегу в окружении мальчишек. Они дружно крикнули «ура».

Потом ужинали втроем на веранде. Кате все здесь нравилось. Особенно простота обстановки. Она и отдаленно не напоминала успенского особняка. Ни позолоченных тарелок, ни старинной мебели с кривыми, словно, рахитичными ножками. Прямо на клеенке лежали вареные яйца и первые помидоры с толстой кожицей. По примеру Вити они тоже ели их не разрезая, круто посыпая солью и перцем. И наконец, к чаю — брынза, залитая крутым кипятком.

— А щенка я потом возьму, он еще маленький, велели подождать, слышишь, папа?

Катю мальчик словно не замечал, хотя, если она спрашивала, отвечал вежливо и внятно. Ему просто хотелось, чтобы она поскорее ушла, оставив их вдвоем с отцом. А Кате тоже хотелось остаться вдвоем с Антоном Петровичем.

— Тебе не пора спать? — спросил отец.

— Но ведь завтра воскресенье, — слабо запротестовал мальчик. Антон Петрович ласково привлек его к себе.

— Я скоро приду к тебе. Вот посидим, поговорим с Катей — и приду.

Но разговора долго не получалось. Он курил, осыпая в темноту с веранды золотистые искры, Катя мыла посуду, очень стесняясь своей нечаянной роли хозяйки.

— У него какая-то болезненная привязанность ко мне, — после долгой паузы сказал Антон Петрович. — Я бы этого не хотел. Он уже пережил одну утрату. Ему было четыре года, когда умерла мать…

— Почему вы так говорите? — испугалась Катя. — Вы как-то странно сказали — «уже пережил одну утрату».

— Моя профессия опасна.

«Зачем же вы стремитесь туда, где опасно? — чуть не вырвалось у Кати. — Почему вы не остались в тихом Успенске, где вам ничто не угрожало, кроме моей любви?..»

— Может, вы заночуете? Мы постелим вам на террасе.

Катя вспыхнула до корней волос. Она и сама не знала почему, ведь ничего дурного он не сказал.

— Нет-нет, меня ждет тетя Поля!

— Вы боитесь меня, Катя?

Он спросил это насмешливо и грустно.

— Я приеду к вам завтра, — не поднимая глаз, прошептала Катя.

И никогда в жизни она не могла себе простить этих слов, этой боязни. Завтра! О, будь оно проклято это завтра!

Севастополь встретил ее ярко освещенными улицами, нарядными толпами гуляющих. Так было всегда по субботам. На Краснофлотском бульваре гремела музыка. Другая мелодия, тише и нежнее, неслась с Исторического бульвара.