Не ко двору. Избранные произведения - [36]

– Это-то правда, матушка, что говорить, – подтвердила Настя, – особливо нашей сестре жутко приходится. – Я вот и простая и то раз чуть на себя руки не наложила. Был со мной грех, Сара Павловна, барин меня спутал. Семнадцати лет мне не было… ну, известно, поиграл да бросил… Маменька покойница, царство ей небесное, еще жива была, строгая, чуть в гроб меня не вколотила… два дня всего прожил мой ребеночек, девочка тоже была. Заливаюсь, бывало, плачу, а маменька поедом меня ест – “ишь, говорит, бесстыжая тварь эдакая”… Верите ли Богу, Сара Павловна, – так мне тошно стало… не вытерпела, убежала, да в Фонтанку и кинулась. Вытащили меня чуть живую, в часть поволокли, сраму одного что! Маменька опосля того в скорости померла. Мы и зажили с сестрой вдвоем. Спасибо ей, словом никогда не попрекнет. Ну, да я и тоже зарок дала… А уж как он мне был люб, окаянный… Так вот какие дела, Сара Павловна. Вы только не говорите сестре, что я вам рассказала.

– Что вы, Настя, Бог с вами.

Обе умолкли.

– А что, Сара Павловна, – начала опять Настя, – вы только не сердитесь, коль невпопад спрошу, разве у вас совсем родных нет?

– Есть – тетка.

– Богатая?

– Да, богатая. Я у ней жила после смерти родителей года три; сестра моя младшая и теперь с ней.

– Чего же вы унываете: написали бы ей, неужто она вас в такой нужде оставила?

– Нет, не могу я этого сделать, Настя, мы с ней в ссоре.

– Ах, вы… точно дите малое, право! Эка важность, в ссоре! Поссорились – помирились, не чужие ведь.

– Нет, Настя, это невозможно. Не будем об этом говорить. А вот что, не возьмете ли меня в помощницы? Я очень хорошо шью и вышиваю.

Настя вспыхнула до корней волос.

– Голубушка вы моя, – проговорила она, запинаясь, – ведь у нас самая простая работа, да и та не всегда бывает…

Сара молчала, зажмурив глаза.

– Да вы не огорчайтесь очень, Сара Павловна, ведь я для вас же. Если вы непременно желаете, я скажу сестре. А теперь ложитесь спать, поздно. Авось, Бог даст, все будет хорошо, утро вечера мудренее. Я у вас на полу лягу.

Они улеглись и скоро заснули. Только что стало рассветать, когда Настя встала и хотела тихонько выйти из комнаты, чтобы не разбудить крепко спавшую Сару. Ее остановил странный, хриплый звук, вылетавший, как ей показалось, из кроватки ребенка. Она быстро отдернула ситцевую оконную занавеску. Слабый, грязноватый свет проник в комнату сквозь тусклое стекло. Настя нагнулась над кроваткой и замерла от страха. Девочка лежала, закинув назад головку; ручкой она схватилась за шею: тяжелое дыхание, точно звуки пилы, вылетало из груди.

А Сара спала, как убитая. Настя подошла к ней и стала будить.

– Хорошо, хорошо, – бормотала она сквозь сон.

– Да вставайте скорей, поглядите на Сонечку. Сара села на постели и смотрела на Настю непонимающими бессмысленными глазами.

– Что вы говорите, Настя?

– Да вы не пугайтесь, мне кажется, что Сонечка тяжело дышит. Не сбегать ли за доктором, тут недалеко.

Сара совершенно очнулась от сна. Она ясно услышала хрип девочки, вынула ее из кроватки и положила к себе на колени. Девочка раскрыла большие испуганные глазки и, устремив их на мать с усилием, словно моля о помощи, пролепетала: “мама”.

– Ступайте скорее за доктором, Настя, – сказала Сара тихим, но твердым голосом.

Она торопливо оделась и, взяв на руки малютку, стала осторожно вливать в рот холодный чай, оставшийся в стакане. Девочка еле глотала, на лбу у ней блестели капельки пота, ручки и ножки были холодны, как лед. Если бы не смертельная бледность, покрывавшая лицо Сары, можно было бы подумать, что она совершенно спокойна, так методически она проводила ложечкой по краю стакана, словно стараясь, чтобы повисшие внизу ложечки капли не упали на ребенка. Вошла Настя в сопровождении доктора, еще молодого человека, с недовольным, заспанным лицом. Он подошел к Саре и, почти не взглянув на нее, присел на подставленный Настей стул и стал рассматривать хрипящую девочку.

– Гм… давно она так дышит?

– Нет, только что заметили, вчера она была совершенно здорова.

Доктор подавил двумя пальцами горло девочки; она страшно закашлялась, вся посинела и, казалось, вот-вот задохнется.

– Доктор, ради Бога!

Доктор взглянул на искаженное отчаянием лицо Сары – и точно проснулся. Недовольное выражение физиономии сразу исчезло.

– Что вы, сударыня, можно ли так пугаться, – сказал приветливо. – Успокойтесь, пока еще ничего опасного нет.

Он ловко вынул мокроту из горла малютки, и она стала дышать не так тяжело.

– Квартира у вас неподходящая, – проговорил он, оглядывая комнату, – воздуху мало, да и сыровата. Я пропишу микстуру, – если малютку будет рвать, вы не беспокойтесь, нарочно для этого и дам; к ногам теплые бутылки прикладывайте, поите тепловатым молочком… вечером я заеду еще раз.

Видя, что Сара в замешательстве шарит в кармане, доктор любезно произнес, – “не извольте беспокоиться” – и поспешно вышел.

X

Днем девочке стало немного лучше, хотя она очень ослабела от рвотного. Сара, бледная и серьезная, молча сидела у кроватки, следя своими горячими, полными бесконечной нежности и страха глазами за каждым движением ребенка. К вечеру девочке сделалось опять хуже. Приехал доктор, но на этот раз не сказал никакого утешения и на вопрошающий взор Сары ответил лишь неопределенным пожатием плеч. Он скользнул глазами по комнате, казавшейся еще унылее при жалком свете лампы с растресканным колпаком, по заплесневевшим стенам, по наклоненной голове молодой женщины, угрюмо смотревшей в пол. Она подняла голову и сильно схватила доктора за руку.