Не исчезай - [123]

– Люба, вы избавились от настоящих мужчин. Твоя новая страна, эта новая культура избавилась от мужчин в традиционном понимании слова. От мужчин, жаждавших опасностей, приключений и игр. От мужчин, стремившихся к женщине, как стремятся к опасной забаве. Вы перестали играть. Теперь вы, женщины, играете в женские игры между собой, забыв о мужчинах. Но вы, эти новые женщины, еще не созрели для истинного взаимного понимания и доверия. Вы цепляетесь за старые понятия, раздирая чужую душу на мелкие кусочки, одаривая друг друга то холодом, то жаром, соблазняя, привлекая и отталкивая, как кошки, как хищные прекрасные птицы в ярком оперении. Люба, с точки зрения мужчины, женщина никогда не бывает невинной. Само существование женщины в этом мире – уже соблазн.

– Уходи, – сказала Люба. – Уходи из моей жизни, Роберт. Я не понимаю, я не знаю тебя – кто ты, зачем? Почему ты пришел в мою жизнь? Что нового ты можешь мне сказать, того, что я не знаю сама? Зачем я тебе, почему ты выбрал именно меня, бедную женщину Любу, у которой так мало в жизни любви?

– Поэтому и выбрал, – усмехнулся призрак. – Ты думаешь, у тебя нет свободы, нет права, нет возможности быть счастливой. Ты слишком долго была несчастливой. Ты слишком долго была несвободной. Но если ты не хочешь меня – я уйду. Я пришел к женщине, которая нуждалась во мне, а ты, Люба, уже можешь разобраться во всем сама.

– В чем разобраться? – в отчаянии закричала Люба, но Роберт лишь усмехнулся.

Как изжить память многих поколений, столетий – память женщин, что жили прежде? Они – эти женщины – стоят за твоей спиной, в твоих мыслях, в душе, в словах, витают в воздухе вокруг тебя. Они диктуют и требуют. Но если женщины воспитаны для отдохновения воинов, то что делать женщине, которой самой пришлось стать воином? Что делать женщине, которая завоевывает и отвоевывает чужой язык, чужую культуру, выцарапывает у судьбы кусок хлеба, кусок земли, кусок неба над головой, отвоевывает право на мужчину, на свою пещеру, – женщине, которая тоже хочет рисовать на стенах этой пещеры и при этом жаждет успеха, признания, любви? Что ей делать – не быть женщиной?

Мужчина – это ребенок. Еще один ребенок, в которого она так верила, так жаждала найти в нем опору.

Но если женщина не хочет искать ребенка в мужчине, ей приходится сражаться на равных с другими такими же воительницами – жестокими, сладострастными и изощренными. Такая женщина способна терять лицо – то, что не желает делать мужчина, оберегающий свою душу и эго: ему такая потеря не по силам.

Прежде женщина приносила себя в жертву семье, любовнику… и отходила в сторону. Теперь она бросает ему – вот, смотри, это я, всемогущая, слабая сильная женщина!

– Подумай, Люба, ты же умная девочка… Вы уже взрастили новое поколение женщин, которые не ждут решения всех своих вопросов от мужчин. Но эти юные создания говорят: «Достаточно ли ты силен для меня, мужчина, достаточно ли мужествен, достаточно ли понимаешь этот мир, способен ли ты быть рядом со мной и не потерять себя?» Разве задается такими вопросами мужчина, разве ищет он такую подругу, чтобы через нее прожить жизнь, чтобы найти в ней зеркальное отражение своей силы? Во всяком случае, на сознательном уровне вряд ли. Потому что женщина знает – для нее нет ничего невозможного, а мужчина всегда глубоко сомневается в своей силе. Женщина верит в магическое партнерство со Вселенной, а мужчина лишь усталый сеятель, кастрированный вашей безумной культурой.

– Уходи, Роберт, уходи. Я устала. Зачем мне твои никчемные слова? Ты так красиво и умно говоришь, а мне эту жизнь надо жить.

– Вы растащили, разодрали на части все, что человечество накапливало веками. Накапливало, как драгоценные капли божественных напитков мудрости, красоты, искусства, как эликсиры в запаянных ампулах, в маленьких пыльных флаконах, словно бы в лаборатории алхимика – за семью печатями. А вы разбазарили, раздали всю эту божественную правду и красоту, словно выплеснули на базарную площадь, бери – не хочу. Интернеты, словари, электронные читалки, как это у вас там еще называется?.. Для чего? Чтоб отдать эти сокровища безграмотным, чтобы напичкать расфасованной мудростью безумцев и невежд? Чтобы таскать изображение Монны Лизы на сумках, чтобы моцарты и шопены озвучивали ваши телефоны?

– Я не хочу! Не хочу! – заплакала вдруг Люба, а потом закричала в голос, завыла: – У-ууу-уходи! Убирайся, исчезни, Роберт! Пропади, уйди из моей жизнии-и-иии!..

Она схватила тяжелую, граненого стекла гостиничную вазу, потянула ее к себе; вода плескалась на дне, стебли лилий, купленных Ниной, закачались, задрожали зелеными трубочками, переплетаясь, пересекаясь в чреве вазы, преломляясь в гранях стекла, отражаясь в свете бликов солнечных лучей, проникавших через полуопущенные шторы. Одним рывком подняв вазу, удерживая ее за широкую шею судорожно сжатой ладонью, размахнулась и запустила ее в призрака, поэта Роберта Фроста, друга, любовника, единственную любовь Любиной жизни. Бросила, как бросают только женщины – локтевым движением, кистью руки, обидой своей неловкой, бессильной выплеснув воду, рассыпав лилии – прекрасные цветы, нежные, гордые, что дарят умершим вдогонку ушедшей жизни.