Не говори ты Арктике – прощай - [41]

Поступок — это когда Матвей Козлов посадил свой гидросамолет на штормовую волну.

Поступок — это когда Василий Сидоров на станции Восток в отчаянной ситуации принял решение из двух размороженных дизелей монтировать один и раскручивать его вручную.

Поступок — это когда Завьялов и Ляхов с айсберга прилетели на двух «Аннушках» эвакуировать с антарктического побережья группу Владислава Гербовича, а одна «Аннушка» оказалась неисправной, и люди решали: «Кому на каком самолете лететь?»

Поступок — это прыжок в тонущий самолет радиста Михаила Гипика.

Я знаю десятки поступков полярников, летчиков, моряков. О многих уже написал, а за другими, которыми необходимо наделить персонажей будущей повести, летел к Сидорову. Мы уже договорились о том, что разрабатывать сюжет и персонажей будем вместе.

Все (кроме спящего Левы) оживились: в грузовой отсек вновь зашел озабоченный радист — с интервалом в полчаса он проверял, в порядке ли лобовое стекло для «Жигулей», которое он вез домой в Черский.

— Зря беспокоишься, — отзывчиво сказал один из нас, — мы все осколки аккуратно собрали в мешок.

Радист ахнул, схватился за сердце, торопливо проверил, погрозил нам кулаком и ушел в пилотскую кабину.

Смех разбудил Леву, он открыл глаза, взглянул на мое осунувшееся лицо и безмятежно сказал:

— Не знаю, как ты, а я выспался. Перекусим? Нужно соблюдать режим, не забывай, что я в законном отпуске.

Мы перекусили и стали мечтать о прекрасной жизни, которая ждет нас на куполе Вавилова.

— Вася писал, что у нас будет отдельная комнатка, — поглаживая густую бороду, припомнил Лева. — Пока ты будешь сидеть за столом и напрягать свои бедные извилины, мы с Васей настелим полы в кают-компании, соорудим сауну… Попа-аримся…

Баня — Левина слабость. В санно-гусеничных походах из Мирного на Восток и обратно, в которых Лева дважды бывал механиком-водителем, походники очень скучают по бане, и Лева с его неистощимой изобретательностью придумал почти что цирковой трюк: в балке намыливался, голышом выскакивал на снег (это при антарктическом морозе!), товарищи не мешкая выливали на Леву два ведра горячей воды, и он пингвином прыгал в балок — вытираться. А потом, когда идея овладела массами и многие стали принимать такую «баню», Лева и походный доктор Юрий Шевченко стали ежедневно мыть ноги «путем пробежки босиком по Антарктиде» — тоже получились отличные кадры для любительских кинофильмов.

Из Антарктиды Лева, специалист по использованию техники в условиях сверхнизких температур, вывез кроме научных материалов пламенную любовь к полярным широтам и обживающим их людям (которые с той поры редкую неделю не ночуют в гостеприимной квартире Череповых). О ледовом материке он может рассказывать часами, особенно о пингвинах, с которыми за год зимовки крепко сдружился и «даже переписывается», как не без сарказма утверждает его жена Эля. Впрочем, женщины редко разделяют любовь мужа к чему-либо иному, кроме как к своей особе, — главная причина того, что после зимовки в Антарктиде полярные широты Леве только снились. И если бы не настойчивый и льстивый хор Левиных друзей, вряд ли он получил бы высочайшее разрешение провести отпуск там, где его еще никто и никогда не проводил. Добавлю, что немаловажную роль сыграло и письмо Сидорова, в котором вскользь, между прочим отмечалось, что на острове Октябрьской революции, как и в Антарктиде, нет ни одной женщины — обстоятельство, вызывающее у всех до единой жен полярников глубокое и понятное удовлетворение. Правда, ко времени посадки на Диксоне Лева успел познакомиться и провести душевные беседы со всеми тремя молодыми попутчицами, но я клятвенно заверяю, что завязавшиеся дружеские отношения навсегда оборвались в ту минуту, когда Лева закончил перетаскивать на полосу два центнера багажа попутчиц — благородное деяние, которое даже при самом пылком воображении нельзя приравнять к супружеской измене.

Из записной книжки: «Доброта — дело наказуемое. Лева не просто оказывает первому встречному услугу — он навязывает ее. И напрасно: доброту нужно экономить — если не как воду в пустыне, то хотя бы как деньги в командировке. Увидев, что Лева запросто перетаскивает пудовые узлы, хитрюга бортмеханик сначала восхитился его силой, потом попросил передвинуть для центровки полтонны груза и прищурясь спокойно смотрел, как Лева в одиночку делает его, бортмеханика, работу».

Далее из записной книжки: «О добре и услугах. Бескорыстно делая кому-либо добро, испытываешь внутреннее удовлетворение, раньше говорили — грехи списываешь. Леву друзья любят за то, что он сеет добро, не задумываясь, снимет ли что-нибудь с посеянной нивы. Он добр по своей природе и счастлив, если оказывается полезным даже незнакомым людям. „Ты мне — я тебе“ — это не про него сказано; а вот то, что ничто не стоит так мало, как уже оказанная услуга, — с этим Лева сталкивался чаще, чем он того заслуживает».

А кто не сталкивался? В моей практике тоже имеется образцово-показательный случай. В начале шестидесятых годов я служил на радио в редакции «С добрым утром!». С удовольствием вспоминаю это время — и потому, что был на четверть века моложе, и потому, что работал с незаурядными людьми — создателями передачи Александром Столбовым и Валентином Козловым, и потому, что почти ежедневно встречался с Анатолием Папановым и Евгением Весником, Ростиславом Пляттом и Верой Орловой, Львом Ошаниным и Эдуардом Колмановским и многими другими знаменитыми ныне артистами, поэтами, композиторами; помню стремительно входившую в моду Майю Кристаллинскую, молодую Эдиту Пьеху и совсем юную, трепещущую от волнения Аллу Пугачеву, только что исполнившую первую свою песню в нашей передаче. Валентин Козлов сколотил дружный коллектив, работали мы с подлинным энтузиазмом, а по вечерам (дело прошлое, честно признаюсь — и в рабочее время) я писал первые свои повести. И вот однажды главный редактор, который шефствовал над нашей редакцией, обратился ко мне с вопросом: «Володя, вы связаны с литературным миром, не знаете ли толкового писателя, который мог бы возглавить такой-то отдел?» Я подумал и вспомнил, что один писатель, вполне способный возглавить, попал в полосу крупных служебных неудач, где-то снимает комнату и наверняка был бы рад возможности поправить свои дела. С большим трудом, потратив уйму времени, я разыскал его новый адрес и послал телеграмму: «Позвоните по такому-то телефону». Через несколько часов он уже был у меня — взволнованный, благодарный… Спустя неделю он возглавил весьма престижный отдел, года два-три поработал, успешно возобновил оборвавшиеся было связи, круто пошел наверх — и с той поры ни разу обо мне не вспоминает. Когда мы иногда случайно встречаемся, он в редких случаях изгибает бровь — «болезнь глаз», как говорил когда-то старый фельетонист Григорий Рыклин, «это когда не замечают тех, кто оказал тебе услугу». Уверен, что каждый, порывшись в своей памяти, припомнит аналогичный случай — явление типичное.