Не говори, что лес пустой... - [164]

Мардонов начал рассказывать, глухо, медленно роняя слова, как это всегда бывает, когда вслух вспоминаешь былое и боишься упустить какую-нибудь подробность, которая кажется самой важной, самой существенной.

Заново воссоздавала в памяти пережитое и Оксана Алексеевна. Она села напротив Мардонова и слушала его, изредка переводя затуманенный взор на Бибигуль. Порой Мардонов обращался к ней и спрашивал, так ли было то или это, — она в ответ молча кивала. Если же он повторял вопрос, то отвечала со сдержанным волнением человека, собравшего волю в кулак.

Ее состояние передалось и жене Мардонова, которая следила, ни на минуту не отрываясь, за Бибигуль и не позволяла себе ни одного вздоха.

— Ваш Давлят, а теперь и вы нашли в этом доме настоящих, искренних друзей, без которых невозможно счастье, — сказал Мардонов, заключая рассказ, и Бибигуль, повинуясь сердцу, медленно встала и поклонилась ему и его жене.

— Спасибо, муаллим. Спасибо, янга[34], — тихо сказала она, а потом повернулась к Оксане Алексеевне и, поклонившись ей низко-низко, произнесла: — Вам особенно. Вы Давляту больше мать, чем я.

Оксана Алексеевна порывисто обняла ее.

— Мы будем жить надеждой, — сказала она.

— Да, — поднялся Мардонов, опираясь на костыли, — именно надеждой! Кто знает, может быть, постучит хотя бы кто-нибудь из наших ушедших детей в эту дверь, и мы будем снова счастливы.

— А для меня… для меня они заново родились, — сказала Бибигуль, и лицо ее озарилось мягким внутренним светом, совершенно преобразившим его. Это были и ее прошлые страдания, и ее теперешние горячая любовь и сердечная благодарность к людям, стоявшим подле нее. Они не дали пропасть ее сыну, вывели его на дорогу добра, он стал человеком, достойным отца, и этим больше, чем всем другим, они вернули к жизни ее. Она теперь тоже может ходить с поднятой головой.

— Жив он или нет, в любом случае вы возвратили мне моего Давлята. Большое спасибо! — сказала она, и опять поклонилась, и снова прильнула к груди Оксаны Алексеевны.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Жизнь действительно состоит из горя и радостей, как люди делятся на хороших и подлых.

Бибигуль осознавала это особенно остро. Теперь она жила в доме Оксаны Алексеевны, в той самой комнатушке, которая когда-то была отведена ее Давляту, и, как говорила сама, «снова стала человеком среди людей». Оксана Алексеевна помогла ей устроиться в городской библиотеке.

«Мудро сказал народ: «С кем хлеб-соль водишь, на того и походишь, — думала Бибигуль. — С луной рядом сядешь — луной станешь, с котлом рядом сядешь — черным станешь». Такой была я, жила после смерти Султана словно только для того, чтобы доказать справедливость подобных поговорок. Сколько горя принес мне, как замарал, втоптал в грязь один подлый, низкий человечишка и сколько света открыла, вернула веру в добро одна благородная, щедрая сердцем и душой женщина!»

Бибигуль как бы видела новый смысл всего того, что довелось ей пережить, и она думала, что человек лучше всего познается в дни тяжких испытаний и что теперь, после этой страшной войны, унесшей столько жизней, люди будут относиться друг к другу совершенно иначе, как братья и сестры, потому что война показала, кто чего стоит, и вывела на чистую воду многих подлецов. А те подлецы, которые уцелели, побоятся вылезти на белый свет или действовать так нагло, как действовал — будь он проклят! — Шо-Карим: люди стали умнее.

Да, Бибигуль долго не могла смотреть людям в глаза, тем женщинам, мужья, дети и братья которых погибли на полях сражений, защищая Родину, потому что ее муж был дезертиром.

Но она сама прокляла этого мужа, а теперь она может гордиться тем, что является матерью воина, что ее сын, ее единственное дитя, которое она потеряла и вновь обрела, — участник всенародной битвы за Родину.

Да, она долго прозябала в одиночестве, кляня безжалостную судьбу, которая отняла у нее всех, кого любила, и оставила единственной утешительницей соседку Саиду-Бегим. Но если, думала она теперь, выжила, если вынесла все удары, то не потому ли, что рядом была Саида-Бегим и что в глубине души не забывала, каким стойким был первый муж, Султан Сафоев, герой гражданской войны? Память ведь тоже дает силы для жизни.

«Я сама виновата в том, что так сложилась моя судьба, — вновь и вновь твердила Бибигуль себе. — Мне надо было раньше выйти к людям, и кто знает, может быть, тогда я скорее бы узнала такую прекрасную женщину, как Оксана-апа, таких людей, как Шура и ее жених Шакен, как Мансур Мардонов и его тихая, но сильная духом жена. С ними я стала луной, смыла всю грязь, которой замарал Шо-Карим».

Бибигуль чувствовала себя на работе легко и свободно, как в дни своей молодости. И домой она возвращалась всегда оживленной, радостно делилась впечатлениями дня, весело хлопотала по хозяйству, помогая Оксане Алексеевне исподволь готовиться к свадьбе дочери.

Война подходила к концу. Бои шли в Берлине, и каждый день, оставшийся до великого дня великой победы, тянулся томительно медленно.

В городе накануне ночью, кажется, никто не спал, и когда наконец-то под утро по радио сообщили о капитуляции гитлеровской Германии, подписанной в Берлине, все высыпали на улицы и кинулись обниматься, кричать «ура» и «слава», смеялись и плакали от счастья.