Не гореть! - [11]

— Тебя жду! — заявил Денис. — Мозги вправлять буду. Не пойдешь в больницу — вылетишь из части. Развела детский сад.

— Пирогову пожалуешься? — съехидничала она.

— Медкомиссию не пройдешь, балда, — хмыкнул в ответ Дэн и кивнул на машину. — Садись, домой отвезу.

— Забота о ближнем?

— Типа. Садись!

Оля замерла, разглядывая его с таким лицом, будто бы увидела у него рог во лбу. Впрочем, его поведению в последние дни ей и правда приходилось удивляться. И она не знала, что тревожит ее сильнее — порядком доставший Каланча или бередящий душу постоянно преследующий взгляд Дениса.

Когда это началось? Почему не заметила начала? С чего он вдруг решил снизойти? Она вошла в категорию кого-то вроде его Инги Валерьевны? Ну так диспетчер экономисту высшей категории не товарищ.

Но решительность в его взгляде была очевидна. Это он сейчас не шутит. Он совершенно серьезно собрался везти ее домой?

Ей стало горячо.

— Денис, спасибо, но я сама, — проговорила она, в очередной раз справляясь с эмоциями.

— Если ты сейчас же не сядешь, я запихну тебя сам, — рявкнул Басаргин. — И отвезу не домой, а к травматологу. Выбирай.

Оля опустила глаза.

Колено нестерпимо жгло.

Локоть ныл.

Голова была тяжелой.

Она — устала и страшно хотела спать.

Басаргин. Решивший поиграть в благородство. Какой он видел ее сейчас? Глупо.

Олька молча кивнула и проковыляла к его глянцево-черному Тигуану, про себя ухмыляясь: сколько раз в неделю Дэн его намывает? Открыла дверцу. С гримасой боли села. Завозилась, устраиваясь. А когда Денис оказался рядом, сказала, надеясь, что голос звучит хотя бы не слишком несчастно:

— Исключительно для волнующихся о моем состоянии: если за пару часов в горизонтальном положении не станет легче, к травматологу я схожу.

— Какого хрена сразу не пошла, — продолжал ворчать Дэн, заводя двигатель. — Ехать куда?

— Далеко и не по пути. Я буду тебе очень благодарна, если довезешь до вокзала.

— Куда ехать? — повторил Басаргин с неясной интонацией и повернул голову к Оле.

— Денис, ты тоже сутки на ногах, — упрямилась она, скорее чувствуя, чем понимая, что зря продолжает спорить.

— Значит, поедем, куда я решу, — кивнул он и резко вывернул руль, так что колеса громко взвизгнули.

— Дэн! — взвизгнула следом и Оля.

Но он лишь бросил на нее хмурый взгляд и ничего не ответил. Про себя отметил лишь неожиданное «Дэн». Она была едва ли не единственной, кто ни разу так его не называл. Но напряженную атмосферу это не смягчало. Поэтому он, по-прежнему не говоря ни слова, достал телефон и принялся листать список контактов.

Надёжкина некоторое время ошарашенно следила за его действиями, а потом все-таки обреченно сказала:

— Извини, пожалуйста. Мне в Ирпень.

— Вот и прекрасно! — кивнул Басаргин и сунул телефон обратно в карман. Он вполне серьезно был настроен звонить Глебу с целью выяснить, в какую травму лучше отвезти эту ненормальную.

Но та одумалась раньше, словно почувствовав, что дальнейшее упрямство до добра не доведет.

Последующее проведенное вместе время Надёжкина благоразумно помалкивала, а Денис сосредоточенно рулил. Негромко бормотало радио, солнце почти не являло себя людям, но и не давало сорваться всегда готовому к бою дождю. По Киеву, традиционно, тащились дольше, чем потом домчались до города здоровья.

Точный адрес уже не пришлось добывать пытками и, высаживая Олю у высокой, но чуть покосившейся калитки, Басаргин поинтересовался:

— Ты точно здесь живешь?

— Нет, но решила прогуляться пешком, — вдруг совсем неожиданно рассмеялась она, с трудом вываливаясь из машины. — Это мой дом, правда.

— Хорошо, — глянул на нее Денис. — И сходи к врачу. Явишься на работу — напишу докладную.

— Не замечала раньше за тобой такой строгости, — Оля кое-как закинула за спину рюкзак, неловко двинув ушибленным локтем. Потом немного подумала и смущенно добавила: — Спасибо, что подвез.

— Не гореть! — брякнул Басаргин, дождался, пока за ней закроется калитка, и, нарушая тишину провинциальной улочки, отправился отдыхать на законные выходные.

03. Проведывать можно, целовать — нет

На двадцать третьем году Оля Надёжкина была целиком и полностью уверена только в одном: человек — похож на фарфор. Он сперва точно такая же хрупкая глина, из которой твори что хочешь. И точно так же меняется, если его обожгут. Потом его уж не смять, как пластилин. Только бить и колоть, чтобы после растереть в крошку.

Полимерный пластик, как и модный теперь холодный фарфор, который ничего общего с настоящим не имеет, конечно, удобнее и даже практичнее, но с ними работать Оле не понравилось. По невыясненным причинам жизни она в них не чувствовала. А чувствовать жизнь в любимом материале для работы — важно. И для нее это были подручные массы для создания форм, не больше. А человек — он фарфоровый, обожженный.

Когда угодишь на больничный и вынужден просиживать дома, еще не до того додумаешься. Хотя это только кажется, что освобождается от дел куча времени. В действительности график пожарно-спасательной части Олю потому и устраивал, что у нее еще оставались часы в сутках на учебу и на кукол. А теперь — будто бы времени и не бывало.

Первые дни мучилась от болей, заглушавших все на свете. Тут не то что заниматься — жить не хотелось. А ведь так вдохновляюще все начиналась.