Не герой - [64]

— Да что вы? Да неужели? — поминутно восклицал он. — Он на это способен? Послушайте, — сказал он, когда Зоя Федоровна кончила свой рассказ, — все это до того странно, что даже не верится… Как сказка. Но вы говорите, что это было, значит — это не сказка. Но прежде всего — как вы могли поддаться и поверить? Ай, ай, ай! А еще умная женщина…

— Нет, уж, пожалуйста, не разбирайте — что, да как, да почему! Вы должны отомстить!

— Я? Каким же образом я могу отомстить? Жениться на вас, что ли? По русским законам это невозможно…

— Не говорите пошлостей! Вы можете отомстить. Слушайте. Он получает у вас семь тысяч. Если он уйдет из «Заветного слова», ему нигде ни копейки не дадут… Вы должны сделать так, чтобы он ушел…

— Однако! Только женщина может так мстить! Прямо на карман бьете. Вы хотите сделать его нищим?

— О, я не знаю, чем бы я хотела его сделать! Я хотела бы унизить, растоптать его, смешать с грязью. Вам, конечно, все равно. Чужого оскорбления нельзя чувствовать. Но если бы вас так оскорбили, что бы вы сделали?

— Я? Ха, ха! Прежде всего я не дался бы! Ну а затем, если б уж так пришлось, то поискал бы более тонкого орудия для мести. Нет, в самом деле — что ж это: лишить человека куска хлеба! Какая же это месть? Это все равно, что нос откусить или руку отрезать…

— Я не знаю другого способа. Нет, Михаил Александрыч, голубчик, милый! Сделайте мне это! Я не знаю, на что я способна… На всякую жертву… Только сделайте! Ведь вам это ничего не стоит. Вы там — сила. Вы можете поссориться с ним, какой-нибудь там предлог найдете… Придеретесь к его статье, скажете: это не годится… А он, знаете, какой самолюбивый… Сейчас ругаться начнет, ну вы и объявите: он или я… Конечно, вас предпочтут, и ему придется уйти! О, как я буду торжествовать тогда!..

— Женщина, женщина! Это удивительно! — комически воскликнул Матрешкин и всплеснул руками. — Тонкое, эфирное существо! Перл создания! Мечта! Воплощенное изящество! Чуткая, нервная натура! Но, клянусь небом, ни одному мужчине не придет в голову такая грубая идея! И как коварно разработана! Целый план! Последнее слово разбойничьей хитрости! Да, вы правы, Зоя Федоровна, мне это легко сделать, очень легко. Тем более что у нас в редакции недовольны Антоном Макарычем и не прочь придраться к случаю… Но мне, по человечеству, жаль Ползикова… Он мне не нравится, если хотите даже — я считаю его своим врагом, потому что в душе он ненавидит меня. Но… Знаете, я не привык на такой почве бороться с моими личными врагами…

Зоя Федоровна посмотрела на него с изумлением и с выражением недоверия.

— Вы хотите уверить меня в своем благородстве? Вы, после того, как написали столько…

— Столько гадостей? Вы это хотите сказать? Пусть так, но это совсем другое дело…

— Послушайте! — решительным тоном сказала Зоя Федоровна. — Ведь вы ко мне расположены?

— Очень! Всем сердцем, Зоя Федоровна!..

— Вы… Ну… Чего вы потребовали бы от меня?

— Как? Потребовал бы? Требовать я ничего не смею… Я хотел бы добиться вашей благосклонности, да, это так…

— Ну, что это такое значит — благосклонность? — спросила она, прищурив глаза.

— Вот вопрос! Когда добиваются благосклонности у девушки, то значит — хотят предложить ей руку и сердце. Когда же добиваются благосклонности замужней женщины, то это значит… Само собою ясно, что это значит…

— Михаил Александрыч! Милый, дорогой, голубчик! Все, что хотите! Все, что хотите! Все, что хотите… Только сделайте это.

Она стояла близ кресла, на котором он сидел. Она ему нравилась, и он давно уже настойчиво ухаживал за нею. Ему оставалось только взять ее руки и привлечь ее к себе. Он слегка покраснел, и легкая дрожь пробежала у него по спине.

Но что-то остановило его; какое-то чувство неловкости при мысли о том, что успех у этой женщины будет куплен им ценой почти гибели, ближнего. Да если б этот ближний был приятель или просто знакомый, это бы еще куда ни шло, но он враг — это уж совсем было бы низко.

Он тихонько отодвинулся от нее вместе с креслом; она посмотрела на него смущенным взглядом. Он встал, отошел к окну и что-то обдумывал.

— Знаете что, Зоя Федоровна! — сказал он наконец. — Ведь вам хочется, чтоб он понял вашу месть, то есть понял, что это дело ваших рук?

— Да, да, да!

— Ну, так видите: судьба Ползикова в нашей газете давно решена. Он нам не нужен. Он стал водянист, скучен, не работает, а делает все спустя рукава, с пьяных глаз. Имя его, некогда привлекавшее читателей, превратилось в тряпку. Но предполагалось, что он проработает еще около года, а там так или иначе его сплавят. Таким образом, разница будет только на один год, разница несущественная, как я думаю… Ну что ж, извольте, я постараюсь…

— Вы это сделаете?

Она бросилась к нему и стала крепко жать его руку.

— Знаете, я никогда не думала, никогда не думала, что вы такой благородный человек. Просто удивительно! У-ди-ви-тель-но!..

Матрешкин как-то неопределенно улыбался, скорее насмешливо, чем весело. Он стал торопиться.

— Что же вы так скоро? Посидите! — с искренним чувством промолвила Зоя Федоровна. — Я так расстроена, так потрясена… Посидите, Михаил Александрыч!.. Мне просто страшно одной оставаться…