Не дрогнет рука. Роман - [6]

Наружностью он обладал довольно своеобразной: был невысок, плечист, на ходу слегка сутулился и косолапил. Руки держал постоянно в карманах и иногда даже в теплую погоду поднимал ворот пальто. Лицо его, белое, всегда гладко выбритое, без малейшего румянца, слегка напоминало лицо Наполеона Бонапарта. Сходство это увеличивала прядь прямых каштановых волос, падавшая на красивый чистый лоб, прочеркнутый одной единственной тонкой морщинкой. Глаза Нефедова, небольшие, желтовато-серые, с чисто белыми, точно фарфоровыми белками, смотрели по-соколиному зорко, но не гордо, а с веселой хитринкой, маленький приятный рот постоянно кривила добродушно-насмешливая ленивая улыбка. Говорил он обычно вполголоса, глуховато, точно про себя, и не любил два раза повторять сказанное, поэтому нам, подчиненным, приходилось держать ухо востро. Все мы подчинялись Нефедову беспрекословно, причем не из-за опасения получить взыскание или нарваться на окрик, а потому, что глубоко его уважали за прямой открытый характер и исключительную смелость.

Работа у нас такая, что трусам и нервным людям тут не место. Бывает, приходится рисковать и жизнью. Большинство работников милиции - люди смелые и самоотверженные, не боящиеся при случае даже с голыми руками пойти на вооруженного бандита. Но Нефедов выделялся и среди них чрезвычайным хладнокровием и мужеством. Однажды ночью в притоне на окраине города он задержал двух бандитов, только что застреливших человека, прекрасно зная, что у них есть пистолет и им ничего не стоит пустить его в ход. В другой раз, идя в баню, конечно, без оружия, с портфелем, набитым бельем, он узнал в лицо сбежавшего из лагеря убийцу-рецидивиста, стоявшего с группой своих приятелей в воротах дома, имевшего недобрую славу. Нефедов сунул свой портфель одному из друзей бандита, а его самого мгновенно взял «на прием» и доставил к себе в отделение.

В городе о нем рассказывали целые легенды и, может быть, рассказывали бы еще больше, но он не любил посвящать кого бы то ни было в свои приключения. Даже нам и то говорил о них коротко, а когда его расспрашивали, только похохатывал да жмурился: было, мол, дело, да не стоит о нем говорить, случалось не раз и почище!

Он очень нравился женщинам, которым импонировало своеобразное обаяние, исходившее от этого сильного душой человека. Жена, влюбленная в него до беспамятства, ревновала Нефедова чуть ли не к каждой женщине, появлявшейся на нашем горизонте, потому что он, по ее выражению, любил «помыть с ними зубы». Но, мне кажется, она тревожилась напрасно.

По характеру Нефедов был, что называется, рубаха-парень, добродушный и покладистый, независтливый, но любил подтрунить над слабостями своих приятелей. Ходил он чаще всего в штатском щеголеватом костюме с расстегнутой верхней пуговкой сорочки, обычно без галстука, который называл удавкой. Нефедов, особенно перед нами, любил щеголять блатным жаргоном, которым владел в совершенстве, следя за всеми текущими его изменениями. Знание жаргона значительно помогало ему при допросах, но меня, признаться, коробило, что он злоупотреблял им в служебном и домашнем обиходе. Когда мы стали с Нефедовым на более короткую ногу, я не раз замечал ему, что он совершенно напрасно перенимает у своих подследственных не только их язык, но даже и манеры: смотрит исподлобья, выпячивает нижнюю челюсть.

- Для чего ты тащишь этот сор в нашу жизнь? - спрашивал я. - Ведь посмотри, наши ребята, для которых ты как сыщик - непревзойденный образец, начинают копировать твои блатные ухватки. Куда это годится? Если молодой парень позволяет себе быть внешне расхлябанным, от этого недалеко и до внутренней расхлябанности. А ты их не одергиваешь.

- Поздно, ты, Дима, родился, - смеялся в ответ Нефедов, - тебе бы в самый раз быть классной дамой в женской гимназии. А что я привычки блатные усвоил, это верно. С кем поведешься, от того и наберешься. Не прошло, видно, мне даром, что я по разным «малинам» шатался. Невольно кое-что прилипло. Вначале без этого и нельзя было. Ведь там, если распознают, кто ты таков, недолго и пику в бок получить. Бандиты - народ серьезный, шутить в таких случаях не любят. Вот понемногу и въелись в меня их повадки. Это как в анекдоте про врачей-психиатров: одного врача спросили, правда ли, что они, насмотревшись на сумасшедших, сами чудить начинают? А он в ответ: «Ерунда, ничего подобного. Хотя, положим, мой ассистент иногда поговаривает, что он Иисус Христос, но какой же он ко всем чертям Христос, когда всем известно, что Иисус Христос - это я сам!».

Так Нефедов и отъезжал на шуточках.

Нельзя сказать, что работать с ним было легко, но зато интересно. Как всякий хороший наставник, он ничего не таил от своих учеников, готов был передать им все свои знания, а порой даже незаметно приписать им свою заслугу для поднятия духа и уверенности.

В учениках своих он очень ценил инициативу. Помню, как только я более или менее крепко стал на ноги, у нас с ним часто начали возникать споры по разным версиям разбираемых нами дел. Позже я догадался, что, предлагая ряд довольно фантастических вариантов, он стремился заставить меня мыслить самостоятельно, отыскивая наиболее правильный путь к раскрытию преступлений.