Не для взрослых. Время читать! - [19]

«Слушай, это ты в сад лазил, где живет девчонка, у которой отца убили?

– Ну, я.

– Так вот, – с досадой пробормотал Квакин. – Мне, конечно, на Тимкины знаки наплевать, и Тимку я всегда бить буду...

– Хорошо, – согласился Фигура. – А что ты мне пальцем на чертей тычешь?

– А то, – скривив губы, ответил ему Квакин, – что ты мне хоть и друг, Фигура, но никак на человека не похож ты, а скорей вот на этого толстого и поганого черта».

Это – отношение Пугачева к своим соратникам и, в противовес им, – к благородному Гриневу: «Ребята мои умничают. Они воры. ...Мои пьяницы не пощадили бы бедную девушку».

Тимур попадает в опалу – взрослые его несправедливо причисляют к банде (как царская власть – Гринева), считают вором. Ольга говорит:

«У тебя на шее пионерский галстук, но ты просто... негодяй.

Тимур был бледен.

– Это неправда, – сказал он. – Вы ничего не знаете».

Сочувствующий читатель-современник просто не мог не думать при чтении повести про свежие в памяти расстрелы на Лубянке тех, кого еще недавно называли самыми преданными делу революции...

За разговором Тимура с Квакиным – тени героев Пушкина, законнопослушного сына империи Гринева и вольного атамана Пугачева.

«Ну что, комиссар? – спросил Квакин. – Вот и тебе, я вижу, бывает невесело?

– Да, атаман, – медленно поднимая глаза, ответил Тимур. – Мне сейчас тяжело, мне невесело.

– ...Гордый, – тихо сказал Квакин. – Хочет плакать, а молчит».

Все происходит всерьез, и так и выглядит: «Пленников втолкнули внутрь маленькой часовни с наглухо закрытыми ставнями. Обе двери за ними закрыли, задвинули засов и забили деревянным клином. <...>

– Как оно теперь: по-нашему или по-вашему выйдет?

И из-за двери глухо, едва слышно донеслось:

– Нет, бродяги, теперь по-вашему уже никогда и ничего не выйдет».

Слышен отзвук знакомого с детства: «Присягай – сказал ему Пугачев – "государю Петру Федоровичу!" – Ты нам не государь, – отвечал Иван Игнатьевич, повторяя слова своего капитана. – Ты, дядюшка, вор и самозванец!»

9

Гайдар писал свою повесть в конце 30-х годов, когда жестокая советская власть призывала тысячами плакатов быть бдительными и не доверять никому. Она учила ужасному – твой отец, мать, брат, друг может оказаться врагом! И если его арестуют и объявят врагом народа – ты должен этому сразу поверить и публично, на собрании отречься от своих близких.

Сотни тысяч людей были безвинно расстреляны за два с лишним года – 1936 – 1938. Миллионы (вдумайтесь в эти цифры) погибли в лагерях Колымы, Магадана и других суровых по климату мест – от голода и непосильной работы по 16 часов в сутки на пятидесятиградусном морозе.

А Аркадий Гайдар упрямо и бесстрашно противопоставил всеобщему недоверию в качестве новой нормы и образца для подражания полное доверие человека человеку.

Он был в этом наследником русской классики – от Пушкина до Достоевского. Но в отличие от князя Мышкина его герой – сильный и уверенный в себе.

Увлекательную и обаятельную повесть про «положительно прекрасного» человека успейте, пожалуйста, прочитать вовремя. Не пожалеете.

О благородстве

1

Один из самых замечательных русских писателей XX века – Михаил Михайлович Зощенко.

Отец его был художник; из дворян. Жили они в Петербурге. Когда началась первая мировая война, Зощенко – еще не писатель, а студент юридического факультета Петербургского университета – в 1915 году отправился добровольцем на фронт.

Он так отважно воевал, что получил несколько орденов. На одном из них – ордене св. Анны 4-й степени – была надпись «За храбрость».

Друзья молодости считали Зощенко человеком биологической храбрости. В. А. Каверин, будущий автор «Двух капитанов» (об этом замечательном романе для подростков у нас когда-нибудь еще пойдет речь), рассказывал мне, как однажды шли они, несколько молодых людей, по ночному Петрограду (так переименовали в начале войны с Германией Петербург – чтобы заменить данное Петром Великим немецкое слово «бург» славянским «град»). И навстречу им кинулся человек с ножом. Все оцепенели. Один Зощенко шагнул навстречу и мгновенно обезоружил его.

2

Прославился Зощенко почти с самых первых своих литературных шагов. Маленькие сборники его рассказов выходили огромными тиражами. Люди раскупали их, чтобы читать в поезде, на отдыхе.

Его имя было известно решительно всем в стране. Так и говорили про какой-нибудь комический случай: «Ну, это просто Зощенко!»

А ведь тогда не было ни телевидения, ни разнообразного пиара. Зощенко достиг этой славы исключительно своим литературным талантом. И ловкие молодые люди, ухаживая за барышнями, выдавали себя за Зощенко – это имя магическим образом вело их к успеху. А потом Зощенко получал письма от этих барышень с упреками в вероломстве – «Как же так – у нас с вами на теплоходе было все так чудесно, вы обещали звонить...» А он и не был ни на каком теплоходе.

3

Его рассказы были настолько смешные, что сам автор, как признавался он много позже, безудержно смеялся над ними во время работы.

«Уже первые строчки смешат меня. Я смеюсь. Смеюсь все громче и громче. Наконец хохочу так, что карандаш и блокнот падают из моих рук... В стену стучит сосед. Он бухгалтер. Ему завтра рано вставать. Я мешаю ему спать. Должно быть, я его разбудил. Досадно.