Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [92]

Мои коллеги-преподаватели были дружелюбными и радушными, но я не знала никого из них. Преподавательский состав юридического факультета университета Южной Калифорнии был довольно неформальным и студенческим по стилю общения на многих уровнях — я наблюдала с завистью, как они приветствовали друг друга в коридорах, читали работы друг друга, вместе планировали семинары. Когда это случится и со мной? Случится ли это когда-нибудь со мной?

Мне нужна была стратегия. Мне нужна была самоорганизация. Мне нужно было составить еще один список: моих целей и шагов, которые я должна была предпринять, чтобы их достичь. Прежде всего, был вопрос постоянной должности: университет требовал трех пространных опубликованных статей; мне понадобится четыре года, чтобы написать их. Эта часть была простой — я буду проводить за работой большую часть времени в своем офисе. Я знала, что работа поддержит меня так, как ничто из того, что я умела делать. В действительности четыре года казались больше, чем достаточным — за это время я смогу легко написать четыре или, возможно, даже пять работ. От них не требовалось быть блестящими, достаточно было, чтобы они были хорошими, адекватными, трудными, но интересными, хорошего качества, чтобы заслужить постоянную штатную должность. И если я буду много и долго работать, я смогу все сделать заранее и дать себе запас времени на тот случай, если я опять заболею и мне понадобиться отпуск — что почти непременно должно было случиться. Это будет все равно что положить сделанную работу в банк на черный день.

Университет Южной Калифорнии требовал, чтобы преподаватели на первом году работы преподавали один курс в каждом семестре; в течение академического года это означало один небольшой класс-семинар и один большой класс. Мне повезло и моим первым классом был семинар по закону об охране психического здоровья, на котором было только восемь студентов. Я знала материал лучше, чем любой из моих студентов мог себе представить; мы будем рассматривать такие вопросы как принудительная госпитализация, право отказа от медикаментов, конфиденциальность и дееспособность. Таким был мой план. Когда я не буду занята подготовкой или проведением занятий, я буду писать. Никаких проблем.

С самого начала первого занятия я увидела, что студенты были толковыми, бойкими, и вовлеченными — в целом, хорошая группа. С ними я проведу время с пользой, так же, как и они — как я надеялась. Наши обсуждения охватывали широкий спектр вопросов, поскольку я стремилась найти правильный баланс между краткой сводкой, историей, теорией, и правовыми нормами, которые применялись к психически больным. Одно из дел, которое мы рассматривали, было об одной студентке-медике, которая, будучи психически больной, была исключена из университета из-за того, что она царапала и резала себя, когда кто-либо из администрации выводил ее из равновесия. Какое-то время спустя она обратилась с просьбой о восстановлении на факультете.

«Должно ли было быть вообще позволено отчисление в таком случае?» — спросила я. «Или это непозволительная дискриминация?»

Некоторые студенты указали на то, что с момента ее отчисления она получила степень магистра здравоохранения и выполняла ответственную работу. Вдобавок, было совершенно не однозначно, что если она станет медицинским работником, она автоматически будет представлять собой риск для пациентов — например, она могла заниматься исследованиями. Действительно, для нее даже не исключалась и работа мануальным терапевтом — было очень мало указаний на то, что импульсивное причинение боли самому себе приводит к существенному риску нанесения вреда другим — в этом случае работает совершенно другая психодинамика.

Одна из студенток (медсестра психиатрического отделения) высказала мнение, которое меня больно задело. «Конечно, психические пациенты не должны быть врачами!» — сказала она. «Особенно, если они наносят себе раны. Полно людей, которые причиняют боль себе, а потом идут и причиняют боль другим, даже если не все из них так поступают. Что остановит эту пациентку, такую импульсивную, от того, чтобы причинять травмы пациентам?»

Мне понадобилось какое-то время, чтобы собраться с мыслями, и потом я спросила: «Думаете ли вы то же самое про юристов, в руках которых не находится физическая безопасность других людей?»

«Пошли бы вы на прием к юристу, который принимает психотропные медикаменты?» — скептически спросила она. «Потому я точно не пошла бы».

«Да», — сказала я. — «Да, я, на самом деле, пошла бы». А что бы вы сказали по поводу посещения занятий, которые ведет преподаватель, принимающий психотропные препараты? — задумалась я.

И потом был вопрос о дееспособности. «Должны ли пациенты иметь право отказываться от приема медицинских препаратов, когда они находятся в больнице?» — спросила я у класса.

«Было бы глупо госпитализировать кого-то для того, чтобы его лечить», — ответил один из студентов, — «и не быть способным лечить его. Это будет также стоить много денег».

«Но», — ввернул свое слово другой студент, — «разве же мы не позволяем дееспособным людям принимать самые разные дорогостоящие и рискованные решения — например, прыгать с парашютом?»