Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [76]

В другом случае мы представляли интересы молодого человека, который провел несколько месяцев в больнице, отказываясь принимать лекарства по религиозным соображениям. Не было сомнений, что наш клиент был серьезно болен (хотя он сам не согласился бы с таким определением); например, он серьезно искалечил себя, потому что думал, что этого требует Библия от всех грешников. В те времена Коннектикут позволял насильственное применение медикаментов к пациентам, находящимся в больнице не по своей воле, но мы написали больнице письмо с хорошо сформулированными обоснованиями, основанными на серьезных исследованиях, в котором доказывали, что нашего пациента не должны заставлять принимать лекарства, если он был против; принцип свободы религиозных убеждений именно этого и требовал. Руководство больницы с этим согласилось.

В конце концов, наш клиент был переведен в другую палату. Там он ни с кем не разговаривал, особенно с сотрудниками, потому что он не доверял ни докторам, ни кому бы то ни было. С другой стороны, он звонил нам почти каждый день, или мы звонили ему, чтобы обсудить его дело; были даже дни, когда мы с трудом убеждали его повесить трубку — настолько он был вовлечен в обсуждение всех юридических деталей.

После нескольких недель звонков руководство больницы назначило слушание о назначении опекуна для нашего клиента. В процессе его подготовки мы со Стивом пошли в больницу, чтобы встретиться с ним и объяснить, как будет проходить этот процесс. Нас встретила одна из медсестер.

«Он в психозе», — сказала она. «Если вы мне не верите, можете посмотреть на записи в карте». Что мы и сделали. Напечатанное на машинке заключение, строчка за строчкой утверждало следующее: «Пациент ведет себя странно. Он полностью немой. Тем не менее, мы знаем, что он способен говорить, потому что его много раз слышали разговаривающим по телефону о его юридических правах с воображаемыми юристами».

Стив начал тихо напевать песню группы Temptations «Просто мое воображение».

Никто не побеспокоился обратить внимание, что помимо того, что он звонил, ему в ответ тоже звонили, никто не соизволил поинтересоваться, а может быть у него действительно был юрист или юристы. Он был безумным — следовательно, его юристы были воображаемыми. Вообразите смятение медперсонала, когда воображаемые юристы пришли представиться его докторам и медсестрам.

Одним из моих любимых случаев был Джефферсон, молодой человек, почти подросток, с которым я работала более или менее регулярно в течение шести лет. Когда я с ним встретилась, он провел много лет в палате на задворках одной из государственных больниц штата, после многих лет в такой же больнице для подростков. В дополнение к диагнозу душевнобольного, Джефферсон также страдал нетяжелой формой умственной отсталости. И в этом и заключалась проблема: умственная отсталость не является душевной болезнью, а доказательства того, был ли он все еще душевно больным, не было. И если он не был душевнобольным, то психиатрическая клиника штата была последним местом, где ему надлежало бы жить.

После нашего первого посещения Джефферсону понадобилось еще три или четыре раза, чтобы начать нас узнавать и помнить, кем мы были; вскоре он начал получать удовольствие от наших визитов и, кажется, решил, что нам можно доверять. Каким бы психически ограниченным он ни был, мы были уверены, что у него была «собственная гордость», которая требовала, чтобы мы разобрались в том, чего хочет он.

«Тебе здесь нравится?» — спросили мы.

Каменное лицо. «Нет. Мне здесь не нравится. Здесь плохо».

«Почему?»

«Джон, он меня однажды ударил, но я надрал ему задницу».

«Ты хочешь тут остаться?»

«Нет», — сказал он. «Здесь нечего делать!»

«У тебя есть здесь друзья?»

«Нет. Мне здесь никто не нравится. Все люди здесь — они не такие, как я».

«Ты встречался с учителями? Делал школьные задания?»

«Какие школьные задания?» — спросил он. «У нас тут нет школьных заданий».

Было ясно как день, что Джефферсону нужно было находиться с людьми, которые знали, как ему помочь; ему нужно было общежитие[17].

Но его многолетняя история нахождения в психиатрических клиниках вдобавок к его росту (он был ростом под два метра и весом в сто тридцать килограмм) делала нас осторожными и озадаченными — найдем ли мы такое учреждение, которое согласится взять его сейчас?

Мы начали искать место для Джефферсона, неделя за неделей: одно заведение было слишком маленьким, другое — слишком большим, в том не было свободных мест (и долгая очередь ожидающих), в этом жильцы казались заброшенными. Все время, пока мы искали место, мы продолжали регулярно навещать нашего клиента в больнице, просто чтобы он знал, что мы о нем не забыли. «Пожалуйста, я могу уже отсюда уйти?» — спрашивал он каждый раз. Внутри этого великана был маленький ребенок, который знал, что здесь ему не место.

Наконец-то мы узнали о свободном месте в очень симпатичном общежитии на западе Нью-Хейвена, большинство обитателей которого были как аутичными, так и умственно отсталыми. Подходящий размер группы, компетентный персонал и хорошая репутация. Может ли оно стать новым домом для Джефферсона?