Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [42]

Наконец настало время поехать в Лондон на экзамен. Накануне я остановилась в маленькой гостинице, где пара, живущая подо мной, всю ночь громко ругалась друг с другом, и отливы и приливы их перепалки поднимались через половицы подобно ядовитому бризу. Мне досталось в лучшем случае два часа обрывочного сна, и на следующий день на экзамене я чувствовала себя тупой недотепой. Я была уверена, что провалилась. И все же, когда пришел результат, я узнала, что я прошла. Все университеты меня приняли. Я выбрала Йельский.

Я почувствовала огромное, хотя и краткосрочное облегчение. Мои планы на следующий год определились. Мне нужен был распорядок и, вместе с тем, преодоление трудностей, это я точно о себе знала, и теперь, еще раз, я высоко подняла для себя планку. Я правильно сделала, подумала я. Все будет отлично, я буду в порядке. Я должна быть в порядке.

* * *

Пришло время для нашего последнего сеанса с миссис Джоунс. Оглушенная и не верящая, я молчала почти весь этот последний час, а когда сеанс закончился, я выбежала в приемную и села, всхлипывая. Миссис Джоунс вышла вслед за мной.

«Элин, вам надо идти», — сказала она. «Скоро придет следующий пациент, а наше время, которое мы проводили вместе, подошло к концу». Должно быть, они вместе с мужем подготовились к этому, потому что он неожиданно тоже оказался здесь — он был заядлым курильщиком и запах от его одежды и тела заполнил комнату. Я почувствовала себя, как рыба, выброшенная на берег.

«Вам пора оставить нас, — сказал доктор Брандт. Пойдемте, Элин, так не годится. Давайте скажем друг другу „до свидания“ здесь, хорошо?»

«Нет, — сказала я, съежившись, как будто ожидая удара. Как могли они быть со мной так жестоки? — Я не уйду отсюда. Я не могу».

«Нет. Нет, Вы можете», — сказали они уже оба хором.

Я покачала головой. Я посмотрела на них, взглядом и всем своим телом выражая мольбу. «Я не могу, неужели же вы не понимаете? Я не могу ее оставить. Я ее не оставлю».

«Скоро придут другие пациенты, Элин, — сказала миссис Джоунс мягко, но настойчиво. — Вы огорчите их. Только представьте себе, что вы приходите на сеанс, и застаете сцену между мной и другим пациентом. Это было бы некрасиво, правда? Будьте выше этого. Ну же, уже пора».

Доктор Брандт шагнул ко мне — мягко, но решительно — и в тот момент, когда он был готов взять меня за руку, чтобы вывести меня из комнаты, как он делал до этого много раз, я бросилась к трубам отопления, проходящим вдоль стены, и схватилась за них изо всех сил. Слава богу, было лето, потому что это были трубы отопления, и я могла бы очень сильно обжечься. Но тогда они были прохладными на ощупь, и послужили мне чем-то вроде противовеса, так что я теперь была в равной силовой категории с миссис Джоунс и доктором Брандтом вместе взятыми. Как могла миссис Джоунс так со мной поступить, после всего того, через что мы прошли вместе? Что же мне сказать или сделать, чтобы поколебать ее решимость и вернуть ее мне?

«Я не уйду!» — закричала я и крепче схватилась за трубу.

Движением, подобным удару молнии, они оба внезапно схватили меня и стали оттаскивать от трубы. Но я была выше их обоих, а трубы давали мне преимущество. Доктор Брандт попытался ослабить мою хватку, а миссис Джоунс тянула меня за волосы. Нам всем окончательно сорвало тормоза, и я кричала и дико визжала. Это не могла быть моя миссис Джоунс, эта женщина, которая тащит меня за волосы и игнорирует мои вопли, когда я прошу ее не быть такой жестокой!

«Нам надо звонить в полицию», — сказала она мужу. В полицию? Меня?

«Нет, нет, — сказал доктор Брандт. — Нет, они просто заберут ее в психбольницу».

«Я не уйду!» — закричала я во весь голос.

Наконец, признав поражение, миссис Джоунс ушла из приемной на встречу с другим пациентом. «Как вам не стыдно так себя вести по отношению к ней, Элин», — сказал доктор Брандт. Но меня это не проняло. Пораженная предательством миссис Джоунс, я, тем не менее, не могла ее оставить.

В конце концов, они решили оставить меня в покое. Каждый из них принял по нескольку пациентов, пока я все это время тихо плакала в приемной. Прошло несколько часов, и почти под конец дня доктор Брандт вернулся ко мне.

«Элин, миссис Джоунс внизу, она ждет вас, чтобы попрощаться, — сказал он. — Если вы не сможете уйти сами, нам придется позвонить в полицию. Давайте сразу же покончим с этим. Вы готовы уйти?»

При всем моем замешательстве и боли, я знала, что он говорил серьезно. Я знала, что зашла слишком далеко, и что дальше это не могло продолжаться, иначе кто-нибудь мог сильно пострадать. «Да, я готова», — тихо сказала я и пошла с ним вниз по лестнице, сгорбившись и чувствуя, что мои ноги налились свинцом. Но когда я обняла миссис Джоунс, я начала рыдать, заливая ее слезами. Она была той связью, что соединяла меня с окружающим миром, хранилищем моих самых темных мыслей, человеком, который терпел все плохое и злобное, что было внутри меня, и никогда меня не судила. Она была моим переводчиком в мире, где я чаще всего чувствовала себя чужой. Как смогу я выжить в этом мире без нее?

Миссис Джоунс похлопала меня по спине и высвободилась из моих объятий. «Мужайтесь, Элин, мужайтесь».