Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [34]

Во время моих сеансов с миссис Джоунс я шептала — потому что я была уверена, что люди в соседнем доме или в доме через дорогу могут услышать мои слова. Вскоре те же мысли, что начались в Уорнфорде (например, что небесные создания контролировали мое сознание и готовы были причинить мне боль) опять заняли центральное место в моей голове. Я бормотала несусветную чушь, бессвязные слова и рифмы, которые повергали меня в глубокий стыд по мере того, как я произносила их вслух. Я не хотела, чтобы миссис Джоунс их слышала, несмотря на правило «говорить все».

Я: «Они вмешиваются в зародыши. Они думают, что это мы, поскольку правда есть Бог. Голоса ушли, скиния, из границы времени. Время. Время слишком низко. Ниже рокота. Телевидение надо мной насмехается. Герои смеются надо мной. Они думают, что я неудачница и заслуживаю страдания. Каждый зритель это знает. Телевидение рассказывает историю моей жизни».

Больничные врачи держали со мной дистанцию, и вели себя довольно официально в общении со мной; казалось, они были больше заинтересованы в том, чтобы давать мне советы, — «Элин, ешьте больше!» — чем в попытках разобраться, что же происходило в моей голове. Миссис Джоунс была совсем другой. Благодаря своему образованию и практике она была хорошо подготовлена к встрече со мной, и она перешла сразу к сути проблемы, при этом не щадя ни моих чувств, ни моих представлений о том, как должны разговаривать истинные британские матроны.

Миссис Джоунс: «Расскажите мне о ваших трудностях в университете».

Я: «Я недостаточно умна. Я не справляюсь с обучением».

Миссис Джоунс: «Вы были лучшей в классе в Вандербильте. Сейчас вы расстроены из-за учебы в Оксфорде, потому что вы хотите быть лучшей в классе, и боитесь, что не можете этого достичь. Вы чувствуете себя куском дерьма из задницы вашей матери».

Я: «Я сейчас задергиваю здесь занавески, потому что люди через дорогу смотрят на меня. Они могут слышать, что я говорю. Они рассержены. Они хотят причинить мне боль».

Миссис Джоунс: «Вы переносите свои чувства гнева и неприязни на этих людей. Это вы рассержены и все подвергаете критике. И вы хотите держать под контролем все, что происходит здесь».

Я: «А я и держу под контролем. Я контролирую мир. Мир зависит от моей прихоти. Я контролирую мир и все в нем».

Миссис Джоунс: «Вы хотите чувствовать себя хозяйкой положения, потому что вы, на самом деле, чувствуете себя беспомощной».

Я: «Мне снился сон. Я делала мячи для гольфа из зародышей».

Миссис Джоунс: «Вы хотите убивать младенцев, видите ли, а потом делать из этого игру. Вы завидуете другим детям. Завидуете своим братьям, завидуете другим пациентам. Вы хотите убить их. И потом вы хотите обратить их в маленькие мячи, чтобы вы могли погасить их еще раз. Вы хотите, чтобы ваша мама и я любили только вас».

Хотя то, что говорила мне миссис Джоунс, не всегда мне нравилось (чаще ее слова были пугающими, и заставали меня врасплох), но ее присутствие в комнате было реальным. Таким спокойным, рассудительным, несмотря на любые диковинные слова и образы, которые выдавали либо я, либо она сама. Не важно, что я говорила ей, не важно, насколько это было отвратительным или ужасным, ее ни разу не оттолкнули мои слова. Для нее мои мысли и чувства не были хорошими или плохими, правильными или неправильными; они просто были.

Должно быть, в Оксфордском кампусе я производила странное впечатление. Я отправлялась на встречи и возвращалась с них в одиночестве, все еще периодически бормоча себе под нос, все еще допуская оплошности (и значительные) в уходе за собой, забывая есть, настолько худая, что казалось, сильный ветер мог меня унести. И всегда, всегда нагруженная большой сумкой с книгами. В сумке, конечно же, были мои учебники и книги, нужные для моих занятий, но не только они. Книги по психиатрии, патопсихологии, книга про суицид, рекомендованная доктором Хамильтоном несколько месяцев назад, книга доктора Сторра по типологиям личности, которые лежали в основе психических расстройств («депрессивный» и «параноидный» были два типа, которые особенно резонировали со мной).

Потому что, странная вещь, я не думала, что была особенно сумасшедшей (что я была сумасшедшей), или что то, что я часто думала или чувствовала, было единственным в своем роде и принадлежало только мне. Напротив, я пришла к убеждению, что все мыслили и чувствовали то же самое, так же ощущали внешние силы или злую энергию, которые заставляли их совершать зло или причинять вред. Разница была в том, что все они знали, как этим управлять, как это скрывать, как это контролировать, потому что таковы были требования общества. У них и сила воли была сильнее, и навыки управлять этим были лучше, чем у меня. Они знали, как держать своих демонов под контролем, а я нет. Но, возможно, я смогу научиться.

По мере того, как я посещала все больше сеансов миссис Джоунс, я стала привыкать к разматыванию клубка странностей, порожденных моим разумом, и моя паранойя начала изменяться. Хотя безымянные, безликие небесные создания по-прежнему властвовали над моими страхами и мыслями, конкретные люди в моей повседневной жизни стали казаться мне не такими страшными и более контактными. Они больше не были безликой, несущей угрозу массой, существующей только для того, чтобы строго судить меня и, возможно, вредить мне (или, наоборот, подставляться). Они становились индивидуальными личностями — людьми, как и я — уязвимыми и интересными, возможно, имеющими со мной что-то общее, возможно, даже друзьями. Постепенно я подружилась с одним, потом со вторым. Однажды вечером я пошла на лекцию вместе с кем-то, а через несколько дней меня пригласили на небольшую вечеринку. Моргая и нетвердо держась на ногах (как будто бы я была в пещере, и к свету, каким бы желанным он ни был, мне надо было привыкнуть), я начала возвращаться обратно в мир.