Бернард, опустившись на стул напротив жены, заговорил, с трудом контролируя свой голос:
- Создается впечатление, что ты досконально проанализировала наше поведение. Значит, ты... ты уверена, что все это было сплошное притворство?
- Разве я этого не сказала? - резко рассмеялась Паула. - Конечно это тяжелый удар по твоему тщеславию. Но скоро ты смиришься с этим. К тому же это вернет тебе душевное спокойствие. Больше над тобой не будет довлеть необходимость обманывать меня.
И наш брак превратится в чистой воды партнерство - союз твоего ума и моих денег. Здесь больше не будет места нашей мнимой привязанности друг к другу.
- Паула, я не верю тебе. - В его голосе появились умоляющие нотки. Что бы ты ни думала обо мне, я в это не верю... Я не верю в твои слова ни обо мне, ни о тебе!
- Я сказала... - холодно оборвала его Паула.
- Я слышал. - Тон Бернарда вдруг резко изменился. - Вряд ли это может сойти за комплимент, но я полагаю, что лжешь ты именно сейчас. Хорошо, я принимаю твои условия. Пусть это будет деловое партнерство. Ты полагаешь, что у меня есть ум?
- Конечно.
- А у тебя деньги?
- Именно так я и сказала.
- И одно, я полагаю, дополняет другое?
- К чему повторять то, что было сказано? - Голос Паулы звучал устало и безжизненно.
- Я просто хочу выяснить все до конца. Я хочу знать свое место. Ты уверена, что наши партнерские отношения равноправны?
- Что ты имеешь в виду? - испуганно спросила Паула.
Бернард, игнорируя ее вопрос, резко схватил со стола колокольчик и, когда в комнате появился Эванс, также резко повернулся к нему:
- Принесите "Морнинг ньюс".
Эванс удалился, а минуту спустя снова возник на пороге с одной из тех газет, которые совсем недавно ему было велено убрать подальше. Бернард, трясущейся рукой, передал ее Пауле, указав пальцем на двойную колонку на первой полосе. Он возбужденно пояснил:
- Вот что я имел в виду.
Взглянув на заголовок, Паула невольно вскрикнула и чуть не выронила газету. Потом, когда она прочитала первые абзацы и осознала смысл случившегося, лицо ее покрыла смертельная бледность. Она подняла на мужа глаза, в которых светился упрямый протест, и воскликнула:
- Это неправда!
Бернард не издал ни звука в ответ.
- Это не может быть правдой! Это значит, что все кончено! Это не может быть правдой!
Бернард по-прежнему хранил молчание и смотрел на жену. Паула расправила газету и прочитала статью до конца. Когда она, наконец, заговорила, тон ее был сухим и жестким:
- Если... Хотя здесь не может быть никаких "если".
Все кончено. У меня теперь нет ничего. Я нищая.
- И даже еще хуже, - глумливо произнес Бернард. - Ты в долгу. Час назад по телефону я говорил с Гримшоу.
Дадли исчез, а это значит, что его обязательства переходят к тебе. Гримшоу сказал, что надежды нет абсолютно никакой.
Паула, словно загипнотизированная смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.
- Итак? - в конце концов выдавила она.
Бернард поднялся и, обойдя вокруг стола, остановился подле нее.
- Итак, - произнес он, глядя на нее сверху вниз, - наше партнерство аннулировано.
Паула отшатнулась, словно он ударил ее:
- Ты имеешь в виду...
- То, что я сказал. И я благодарю за это Господа Бога!
Ты думаешь, я не знаю, что ты думала обо мне все эти месяцы? Тысячу раз я прочел это в твоих глазах, и даже больше - все то, о чем ты сегодня сказала. Это сделало мою жизнь невыносимой. Вот почему я рад, что все кончено, что этому жалкому фарсу пришел конец!
- Тогда - ты свободен?
- От нашего партнерства - да. Твоя доля капитала исчезла, так что фирма теперь принадлежит мне. И моя первая задача - сохранить ее. Несколько мгновений он молча смотрел на жену. - Нет, это не был удар, как ты сказала. Каждое твое действие, каждая твоя мысль были полны молчаливого упрека, ответить на который было невозможно. Я был глуп, но я не был слеп. Ты вынесла свой приговор, не выслушав меня. Тебе не следовало говорить мне, что ты меня никогда не любила; если бы это было так, то ты никогда не сказала бы мне того, что сказала.
Паула медленно подняла глаза, напрасно пытаясь поймать его взгляд. Потом внезапно она сломалась под давлением собственной лжи и, спрятав лицо в ладони, разрыдалась.
- Я не могу отказаться от тебя! Не могу! - простонала она.
И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, лицо Бернарда просветлело и засияло от радости.
- Господи боже! Конечно нет! - пылко воскликнул он. - Я не позволю тебе! Разве я не сказал, что теперь фирма принадлежит мне?
Когда десять минут спустя Эванс явился на звонок, он застыл в дверном проеме, созерцая открывшуюся перед ним сцену с нескрываемым смятением. Оба стула - занятые - стояли точно друг напротив друга у дальнего конца стола.
- Эванс, - сказал Бернард, - я хочу задать вам вопрос. Полагаю, вы читали сегодняшние газеты?
- Да, сэр.
- Тогда вы знаете все о нас. Как удачно. Теперь мы должны экономить ваше жалованье, возможно, будет уменьшено. Вопрос такой: вы хотите остаться?
- Нет, сэр, - немедленно ответил Эванс. - Нет, если я должен буду подавать завтрак. Я могу остаться для других дел.
- Эванс!
- Чем я могу помочь, сэр? Посмотрите на это! - Он возмущенно указал на стулья. - Вы знаете, сэр, я всегда старался сохранять чувство собственного достоинства, но смириться с этим я не могу. Даже ради вашего отца...
