Не будите спящего спинорога - [58]

– Невероятно! – удивился Джим. – И люди действительно это покупают?

– Видишь? Ты уже отвлекся.

– Как они нашли зрителей?

– Это же инфореклама, – объяснила Марта, массируя Джиму плечи.

– Я даже не знал, что такая бывает.

– Просто в это время ты всегда спишь.

– Как все нормальные люди.

А в доме напротив Серж и Шэрон били лампы, сбрасывали пепельницы, замахивались друг на друга ножами и прочими способами занимались любовью. Серж повалил Шэрон на спину, головой к изножью. Безжалостно подавляя всякое сопротивление, он вошел в нее. Еще и еще. Потом схватил пульт и включил стоящий на шкафу телевизор, чтобы во время более скучных моментов поразвлечься.

– Сильнее! Сильнее! Сильнее!! – кричала Шэрон. – Быстрее! Быстрее! Быстрее!!

Она задрала длинные изящные ноги; Серж схватил ее за щиколотки и прижал к постели, чуть ли не к ушам.

– Да! Да! Да! Трахай меня! Трахай! Трахай сильнее! Я животное! Трахай грязное животное!

Серж увеличил амплитуду, одновременно переключая каналы.

– Смотри, опять ведущие продают всякую ересь. Готов поспорить, половина этих кухонных приборов не работает.

– Сделай мне больно! Сделай мне больно, гадкий!

– Меня поражает этот аспект нашей культуры, – продолжал Серж, не замедляя ритма. – Ты только глянь на зрителей в студии. Хочешь знать, почему у нас такое ужасное правительство? Потому что у этих придурков есть право голоса.

– О боже! Где твой фонарик? Сунь фонарик мне в задницу!

– Не могу. Коулмэн его потерял во время кражи со взломом. А я говорил, он мне дорог как память!

– Еще! О боже, еще!!!

– И где они находят зрителей? Вот что меня больше всего удивляет. До чего же конченой и жалкой должна быть жизнь, чтобы предпочесть ей такое извращение?

– Кончаю! Кончаю! О боже, я кончаю!

– Им просто нужна любовь, пусть даже поддельная, в обмен на покупку миксера. Семья как ячейка общества в нашей стране в большом упадке…

– Кончаю! Вот оно!.. Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай! Ай!..

– И все-таки покупатели им звонят, иначе они не заказывали бы себе эфир. Интересно, кто их смотрит? Кто среди ночи покупает всякую ерунду?

За стеной Коулмэн сидел перед телевизором с пивом в одной руке и с телефоном – в другой.

– Да, я хочу заказать электрическую перцемолку…

31

В лестничном колодце дома на Буш-бульваре колыхалась желтая лента, какой полиция огораживает место преступления. Наверху разместились несколько полицейских нарядов, среди них – сержант тампской полиции. На ковре меловым контуром было обозначено место, куда приземлился мужчина в шелковом японском халате. Сержант сидел на диване и смотрел телевизор. Он щурился и наклонял голову набок, тщетно силясь различить в зашифрованном изображении сосок. Закурил и засунул зажигалку в карман. В открытую дверь постучали.

Сержант поднял глаза и увидел человека средних лет в помятых слаксах, розовой рубашке и твидовом спортивном пиджаке. На голове – заломленная под старомодным углом мягкая фетровая шляпа. Черный галстук с гавайскими танцовщицами.

Человек вошел и показал золотой жетон.

– Агент Махони, управление полиции Флориды.

Сержант встал и выключил телевизор.

– Нет, я сержант Драйсдейл. Не знаю никакого агента Махони.

– Махони – это я!

– Так бы и сказали.

Махони сердито посмотрел на сержанта.

– Тупой болван!

– Косноязычный дурак.

– Давайте начнем заново, – подумав, предложил Махони.

– Я не против.

– Так что у нас тут?

– На стоянку вышла голая женщина, истекающая кровью и плачущая. Это показалось соседям подозрительным. Наши прочесали дом и обнаружили труп человека в халате-кабуки. Был застрелен в наркопритоне напротив тематического парка.

Махони сокрушенно покачал головой.

– Если бы мне давали пять центов каждый раз, когда я это слышу…

– …у вас было бы много пятицентовых монеток.

– Мир меняется, – вздохнул Махони. – Помню, можно было не запирать дверь.

– А я помню, когда малолетними преступниками считались ребята, которые обматывали дом директора школы туалетной бумагой, – подхватил сержант.

– Я помню, когда магазины закрывались в одиннадцать, – сказал Махони. – Все, как порядочные, ложились спать.

– Я помню, когда по улицам можно было спокойно ходить ночью и не бояться, что к тебе прицепится полицейская под видом проститутки, которую ты пожалеешь, дашь денег на такси, а потом полгода будешь рассказывать об этом в каталажке.

– Времена были проще…

– Дал на такси – значит на такси. Никто не сомневался…

– Прошлое не воротишь…

– Нельзя оглядываться…

– Дважды в одну реку не войдешь…

– А как мне было понять в темноте, что ей всего пятнадцать…

Махони жестом указал на меловой контур.

– Что подсказывают тебе годы практики?

– Тут поработал какой-то шутник. Умник. Комик. Думал, он очень крутой. Небось убедил открыть ему дверь – признаков взлома не обнаружено.

– Какой-то пробивной малый.

– Со льдом в жилах.

– Крутой чувак.

Сержант указал на кровь на потолке.

– Потом что-то пошло не так. Наширялся и стал бояться.

– И сошел с роликов.

– И обалдел, – сказал сержант. – И достал свою штучку.

– То есть пушку?

– Револьвер.

Махони посмотрел на кофейный столик. На нем лежал пустой мешочек для улик, на котором черным карандашом было написано «зажигалка». Махони указал на него.