И есть еще один момент. Назовем его четвертым элементом.
…Редко, но случается. Аллергия человека на человека. На волос, на запах, на вкус. Ну никто же не проверяет! А надо бы… Чтоб к импульсам прикладывалась справка. Хотя, может, это не наше дело? Может, так природа захотела, почему — не наше дело и не нам судить? Смерть ведь тоже явление природы.
Артист остался один со своим званием и ролью Фирса, которую получил вместо Лопахина, когда перестали идти импульсы от вышестоящих людей. Когда он в конце спектакля был забыт в доме (сволочи дворяне), он плакал чистыми, собственными, то есть личными, слезами. Бывшая жена-театралка говорила своему новому мужу, сидя близко к сцене, что, мол, ее прежний супруг поджигает себя в искусстве с двух концов.
— Ну и хрен с ним! — отвечал ей новый муж. — Хоть с четырех! Все равно он говно.
Это очень грубо, тем более в театре. Некрасиво, тем более, если женщина с хорошей кожей досталась тебе. Но мы устроены несовершенно и мстительно. Плачет же человек, заброшенный и по жизни, и по искусству, а ты смеешься исподтишка. Злорадствуешь. А жизнь дается один раз. И прожить ее надо. Вот и живи, и радуйся своей женщине, и ничего не бойся. Тем более что Мария Гансовна уже тихо скончалась. И никому больше не грозит.
Вот так-то, господа! Какие мы люди, такие у нас и истории.
