Не ангел - [182]

— Я решила, что испытываю от тебя наркотическую зависимость, — сказала Селия в воскресенье за завтраком, полусмеясь-полуплача. Они ужинали и завтракали только в номере, опасаясь быть узнанными.

Себастьян заказал номер для новобрачных: «Вы прибыли сюда в качестве моей невесты, леди Селия», — великолепные комнаты, с просторной удобной кроватью, уютной гостиной и ванной, которая Селии особенно понравилась, потому что была достаточно большой и вмещала их обоих. Таков был их мир на выходные: надежный, теплый, бесконечно роскошный, и они вошли в него с восторгом и почти облегчением от сознания того, что наконец-то остались одни.

— Как это наркотическую зависимость?! — воскликнул Себастьян. — Мне это не нравится. Зависимость поддается лечению, а мне совсем не хочется, чтобы ты от меня излечивалась.

— Мне уже не вылечиться от тебя, — тихо ответила Селия, — мне никогда уже не вылечиться. Ты теперь часть меня, часть всего, что я делаю, и чувствую, и думаю. Я буду любить тебя до конца своих дней. Но, полагаю, я могла бы без тебя обойтись. Если бы пришлось.

— Ни за что бы не обошлась, — улыбнулся он ей, толсто намазывая хлеб маслом и медом. — Ты бы совсем, совсем пропала. И была бы отчаянно несчастной.

— Себастьян, это очень высокомерное заявление.

— А что тебя удивляет? Я страшно высокомерная личность. Как ты знаешь. И поэтому склонен к высокомерным утверждениям. Но я знаю, что прав. Ты теперь не можешь без меня обойтись, потому что ты изменилась. Ты другая. Та Селия, с которой я познакомился, такая сдержанная, владеющая собой и своей жизнью, — вот она, конечно, вполне обошлась бы без меня. Зато новой Селии я абсолютно необходим.

— Абсолютно?

— Абсолютно. А знаешь почему?

— Нет, — рассмеялась она, — знаю только, что это чепуха.

— Это не чепуха, леди Селия, — сказал он с очень серьезным выражением лица, — потому что новая Селия — ранимая, неуверенная — мое творение. Целиком мое.

— Ничего подобного.

— Чистая правда. А я — твое творение. Не следует этого недооценивать. Мы преобразили друг друга — любовью. И ты должна радоваться, а не спорить. Съешь-ка этот фрукт. Тебе полезно. А потом можно еще немного поваляться в ванной — и снова в кровать.

— Себастьян…

— Послушай-ка меня, — начал он почти резко, выбирая апельсин и принимаясь его чистить. — Мы наконец вдали от всех, о чем давно мечтали, мы теперь богаты временем, уже не нищие. Ради бога, давай же наслаждаться каждой золотой монетой этого богатства.

Селия взглянула на него. Себастьян вдруг как-то затих, глядя ей в глаза, и стал серьезен, почти суров. Она ощутила прилив желания к нему, настолько сильный, что не смогла усидеть на месте: встала и протянула к нему руки.

— Пойдем, — сказала она.

«Секс, — подумала Селия, лежа в постели и улыбаясь Себастьяну, в то время как он заказывал по телефону шампанское, — какая же это сложная штука: физическое наслаждение, насквозь про низанное эмоцией и интеллектом, такое преходящее и одновременно такое длительное, такое радостное и имеющее столь огромное значение в любви».

Чувство, которое она испытывала к Себастьяну, было трудным и опасным и, изливая на нее огромное счастье, одновременно наполняло ее жизнь страхом и неизбежной болью. Но когда они были близки, то в са́мом сердце мятущегося, пульсирующего, потрясающего, неистового восторга Селия ощущала удивительный, ни с чем не сравнимый покой.

— Я люблю тебя, — просто сказала она. — Я очень, очень сильно тебя люблю. Что бы ни случилось с любым из нас, помни это.

— Я буду помнить, — ответил Себастьян, и выражение его лица стало непривычно мрачным, — что бы ни случилось, я буду помнить об этом. Обещаю.

Один или два раза они отважились выйти из гостиницы: прошлись по улицам, заглядывая в магазины, посидели в парке.

— Как странно, — сказала Селия, беря его под руку, — люди смотрят на нас и думают, что мы просто супружеская чета, счастливая и заурядная.

— Вряд ли они вообще о нас думают, — рассмеялся Себастьян, — у них в жизни есть дела поважнее. Не задавайтесь, леди Селия, в вас говорит ваше происхождение.

Она сказала, что вовсе не задается, просто людям свойственно многое замечать, глядя на других, и эта мысль вдруг надолго овладела ею: о разнице между видимостью и реальностью. Тема показалась ей достойной романа — что поделать, работа вплеталась даже в самую интимную часть ее жизни.

— Интересно, — вдруг сказала Селия, — если бы я встретила тебя на вечере или еще где-то и не знала, что ты писатель, я бы так же увлеклась тобой?

— Ты хочешь сказать, что любишь меня только за мою гениальность? Стыдись.

— Да нет, конечно не хочу.

— Думаю, что ты увлеклась бы мною точно так же, — сказал он, — я уверен. Ведь я был бы тем же.

— Для себя. Но не для меня. Первое, что меня очаровало в тебе, — это вовсе не книга, которую ты написал. А твоя увлеченность ею. То, как ты рассказывал эту сказку. Сидя там, на моем диване, как…

— Шехерезада? И рассказывал сказки арабскому султану? Какая чудесная мысль! Интересно, отпустишь ли ты меня после тысячи и одной ночи.

— Если бы только у нас были эти тысяча и одна ночь, — грустно заметила она, — может, я еще и подумала бы. А после всего одной ночи это едва ли возможно.