Назови меня своим именем - [68]

В голове у меня царил хаос. Я не мог произнести ни слова.

– Я наговорил лишнего?

Я покачал головой.

– Тогда позволь мне сказать еще кое-что. Это прояснит ситуацию. Возможно, я подходил близко, но никогда не имел того, что ты. Что-то всегда удерживало меня или стояло на пути. То, как ты проживаешь свою жизнь – твое дело. Но помни, наши сердца и тела даны нам только однажды. Большинство из нас живет так, как будто у нас две жизни, одна пробная, другая окончательная, и еще несколько промежуточных версий. Но жизнь только одна, и не успеешь глазом моргнуть, как твое сердце износится, а что до твоего тела – наступит день, когда никто не взглянет на него, и уж точно не захочет быть рядом. Сейчас тебе больно. Я не завидую этой боли. Но я завидую тебе.

Он перевел дыхание.

– Возможно, мы никогда снова не вернемся к этому разговору. Но я надеюсь, ты не станешь меня обвинять в том, что он состоялся. Я буду ужасным отцом, если однажды ты захочешь поговорить со мной и натолкнешься на закрытую дверь.

Я хотел спросить, как он узнал. Но разве он мог не знать? Разве хоть кто-нибудь мог не знать?

– Мама знает? – спросил я. Я собирался сказать «подозревает», но не стал.

– Не думаю. – В его голосе слышалось, Но если бы знала, я уверен, ее отношение к этому не отличалось бы от моего.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Поднимаясь по лестнице, я поклялся расспросить его о его жизни. Мы все слышали о женщинах его молодости, но я никогда даже не предполагал чего-то иного.

Выдавал ли себя отец за другого человека? И если выдавал, то кем тогда был я?

Оливер сдержал обещание. Он вернулся перед самым Рождеством и остался до Нового года. Поначалу он был сам не свой. Ему нужно время, думал я. Мне тоже. Он проводил время в основном с моими родителями, с Вимини, которую переполняла радость от того, что между ними все по-прежнему. Я начал бояться, что мы снова вернемся к самому началу, когда, за исключением учтивых фраз во внутреннем дворике, игнор и безразличие были нормой. Почему его телефонные звонки не подготовили меня к этому? Или на мне лежала вина за новое направление, которое приняла наша дружба? Может, родители сказали что-нибудь? Вернулся ли он из-за меня, из-за них, из-за нашего дома или просто сбежал? Он вернулся из-за своей книги, которая уже была опубликована в Англии, во Франции, в Германии, и наконец готовилась к выходу в Италии. Это был изящный томик, и мы все были рады за него, включая книготорговца в Б., который пообещал устроить презентацию следующим летом. «Может быть. Посмотрим», – сказал Оливер, когда мы остановили там велосипеды. Киоск мороженщика был закрыт до следующего сезона. Так же как цветочный магазин и аптека, где мы останавливались на обратном пути с уступа в тот первый раз, когда он показал мне ссадину на бедре. Все это осталось в прошлой жизни. Город казался опустевшим, небо было серым. В один из вечеров у него состоялся долгий разговор с моим отцом. По всей видимости, они обсуждали меня, или мои перспективы на университет, или прошлое лето, или его новую книгу. Когда у них открылась дверь, я услышал смех в холле, затем мать поцеловала его. Спустя некоторое время раздался стук в мою дверь со стороны коридора, а не в балконную – ей, видимо, суждено было остаться запертой.

– Хочешь поговорить?

Я уже лежал в постели. Он был в свитере, как будто собирался выйти погулять. Присев на край кровати, он казался скованным, как я в тот первый раз, когда он еще занимал эту комнату.

– Возможно, я женюсь весной, – сказал он. Я был оглушен известием.

– Ты никогда не говорил ничего.

– Ну, больше двух лет мы то расставались, то снова сходились.

– Отличная новость, – сказал я.

Известия о свадьбах – это всегда чудесно, я был рад за них, нет ничего плохого в браках, и широкая улыбка на моем лице была достаточно искренней, даже если потом до меня дошло, что подобная новость не могла сулить нам ничего хорошего. Я против? – спросил он.

– Не говори глупостей, – ответил я.

Долгая пауза.

– Теперь наконец ты заберешься в постель? – спросил я. Он настороженно взглянул на меня.

– Только ненадолго. И я не хочу заниматься ничем.

Это прозвучало как обновленная и более изысканная версия После, может. Итак, значит снова за старое? У меня возникло желание передразнить его, но я сдержался. Он лег рядом со мной поверх одеяла, в свитере, сняв только лоферы.

– Как долго это продлится, по-твоему? – спросил он с усмешкой.

– Надеюсь, недолго.

Он поцеловал меня в губы, но не как в тот раз, после эпизода возле Пасквино, когда он прижал меня к стене на Виа Санта-Мария-дель-Анима. Я мгновенно вспомнил вкус его поцелуя. Я даже не осознавал, как он мне нравился или как мне его не хватало. Нужно добавить еще один пункт к тому списку вещей, которых мне будет не хватать, прежде чем потеряю его окончательно. Я уже было собрался вылезть из-под одеяла.

– Я не могу, – сказал он, отодвигаясь подальше.

– Я могу, – отозвался я.

– Да, но я – нет.

Должно быть, мой острый ледяной взгляд сказал ему, как я зол.

– Больше всего я хотел бы раздеть тебя и не отпускать. Но я не могу.

Я обхватил его голову ладонями и держал ее.