Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° - [15]

— Какое же надо иметь мужество, чтобы явиться в стан озверелых бандитов и говорить с ними человеческим языком, — тихо проронил Гуляев.

Он предупреждал о коварстве бандитов, но Фролов пошел, несмотря ни на что. Корил себя за то, что не сумел его предостеречь.

В воззвании оргбюро областного комитета РКП(б) и отдела Государственного политического управления к гражданам автономной области говорилось:

«Мы доводим до сведения всех трудящихся области, что 3 июня с. г. группа негодяев под командой палача Гребенюка и Васильцова подло, предательски убила начальника отдела ГПУ тов. Фролова, сотрудника отдела Бойченко и ранила второго сотрудника тов. Крикуна, которые искренне желали вразумить бандитов, желали водворить их в правах граждан РСФСР. Чем же ответили бандиты на это? Они согласились явиться, но по пути в Баталпашинск, когда тов. Фролов и другие товарищи находились в глубокой уверенности, что они исполнили свой долг, исполнили задачу, возложенную на них Советской властью, они, бандиты, следовавшие с ними, которые не могут жить без убийств и грабежей, и на этот раз не удержались от этого. Они подло, предательски убили начальника отдела Фролова и сотрудника Бойченко.

Они еще раз умыли руки в крови товарищей, жизнь которых и без того отдана на алтарь революции. Что это? Не подлость ли извергов рода человеческого? Вы, дети гор и сыны Кубани! Как вы смотрите на это? Слышите ли вы, как бесчеловечно поступают с теми, кто посвятил себя делу трудящихся? Кровь наших товарищей вопиет об отплате, и мы уверены, что трудящиеся массы области сделают это, что мозолистая пролетарская рука отплатит за смерть товарищей. Она могучим ударом раздавит гадин, делающих поползновение на представителей рабоче-крестьянской Советской власти.

Областной революционный комитет и отдел ГПУ заявляют, что борьба с бандитами будет беспощадная.

Смерть палачам!»

7

«Кого же видел Пуханов на улице в Краснодаре?» — ломал голову Крикун, хотя он и сказал начальнику: «Пока не нашли». И как найти того неизвестного только по приметам, которые были настолько скудными и общими, что могли подойти чуть ли не к каждому мужчине средних лет и среднего роста? Ни фамилии, ни имени, ни звания, ни родных и близких разыскиваемого Крикун не знал.

Начальство, интересовавшееся розыском неизвестного, пока обходилось без упреков и недовольств, но время шло, а Крикун ничего определенного доложить не мог, кроме как «ищем» и своей уверенности в том, что рано или поздно «контру найдем». Эта уверенность жила в нем твердо, и он настойчиво ее внушал всем тем, кто имел отношение к розыску.

На одном из совещаний в отделе Крикун попросил слова и еще раз напомнил присутствовавшим приметы неизвестного, которого видел Пуханов в Константинополе, а впоследствии встретил на улице в Краснодаре. Сотрудники отдела, выслушав Крикуна, усомнились в том, что по таким весьма расплывчатым приметам можно найти подозрительного.

— Любой встречный подойдет, хватай его — и приметы сойдутся, — сказал со смешком кто-то из сотрудников.

Крикун решил еще раз встретиться с Пухановым. Не допрашивать, а повести наедине непринужденный, даже доверительный разговор по разным вопросам, но главным образом — о неизвестном, который тому случайно встретился в городе. Крикуна не покидала надежда получить что-нибудь новое, докопаться до каких-нибудь особых примет, за которые можно было бы уцепиться и повести розыск по всей Кубани.

— Ну и задал ты мне загадку, — угощая махоркой Пуханова, сказал ему Крикун. — А может, обознался?

— Я мог бы не говорить.

— Значит, видел?

— Видел и по-честному сказал.

— Ото, тебе засчитают на суде.

— Засчитают, жди... — усомнился Пуханов. — Но это доказательство моего полного раскаяния.

— Да... Так какой же он из себя? — спросил Крикун так, как будто и не задавал этого вопроса раньше.

— Какой-то лохматый...

— Лохматый? — удивился Крикун. — Так...

— Волосы у него пластами во все стороны, густые с проседью. И вообще, лицо у него приметное.

— Чем же?

— Оно — как у крота: остроносое, с маленькими глазками, а над ними шапка лохматых волос.

Крикун редко улыбался, но на этот раз не сдержался.

— Значит, лохматый, как я понимаю, такой вихрастый? А уши?

— Уши? Большие, оттопыренные. Усы и бородка жиденькие, как у дьячка.

— Значит, наверное, отпускает, еще не отросли, — определил Крикун и поинтересовался цветом бороды и усов. Пуханов не помнил и ничего определенного на этот счет сказать не мог, но дополнил описание одежды:

— Был при галстуке. Галстук — трубочкой, скрутился... Пиджак также мятый, с верхними накладными карманами.

— Кто же это такой? — спросил в раздумье Крикун.

Пуханов пожал плечами.

— Где ты его видел?

— Я же сказал: в Екатеринодаре, на улице.

— Ото, я не о том тебя спрашиваю, — буркнул Крикун. — Где ты его видел в Турции? Там столько болтается беляков... И как ты его там заприметил? Ну и память у тебя...

— Видел я его там в порту, на судне «Гурдистан», бывшем «Владимире», в матросской робе, а то судно, на котором я отправлялся в Новороссийск, стояло рядом, бок о бок.

— Ты с ним говорил?

— Нет, разговора не было, а с другими перебрасывался от нечего делать. Один мне даже на ухо шепнул, что команду набирают в Россию. Наш «Эттихад» отчалил от стенки в темноте, а «Гурдистан» остался в порту.