Найдется добрая душа - [61]

Исподлобья Сашка разглядывал Диму Полодухина, читавшего при свете карманного фонаря учебник электротехники, разморенного усталостью Юрку, молчаливого Женю-москвича, слушал спор Володи с Толей о том, когда же люди полетят на Марс, и чувствовал себя особенно неуютно среди таких вот умников.

Единственное, что ярким фонариком светило ему впереди, как награда за эту тайгу, были получки, деньги. Каких только денег не полагалось на трассе! Суточные, полевые, дождевые, высокогорные, прогрессивка за каждый процент сверх плана да еще северная надбавка. Получалось, как ни крути… Много получалось! Аж дух захватывало. А Кольке, тому платили еще бригадирские да за выслугу лет на строительстве электростанций. Понравилось дураку по лесам, по болотам мотаться. И чем хвалится человек? Четвертая, говорит, моя гидростанция. Три уже построил, три раза видел, как их пускают. Братская, заявляет, моя четвертая, самая большая. Ну и что? Большая, маленькая, все одно — сидишь в шалаше на краю света. Только что деньги.

Месяца три-четыре, прикидывал Сашка, тут помотаться — получу почти десять «косых». Дожить до весны, а потом податься в Грузию. Вот где люди живут! Тепло, зимы нету. А с такими деньгами можно на любое место устроиться. Хоть на продсклад, хоть в магазин. Или в скупку случайных вещей. Если бы не поддался на Колькины письма, жил бы сейчас в Иркутске, работал в скупке у Файруллина. Гулял бы по вечерам с иркутскими девчонками в саду имени Парижской коммуны. Или сидел, как приличный человек, в ресторане «Байкал», пил настоящее «Жигулевское». Да мало ли куда можно податься, если при деньгах и живешь в настоящем городе? Например в цирк, смотреть французскую борьбу и русского богатыря Николая Жеребцова. Двух быков мужик поднимает! А тут?..

И чтобы как-то выместить досаду, стал подзуживать Юрку:

— Погнала тебя, Юра, нелегкая в Сибирь. Плохо, что ли, было в этих самых Дубоссарах? Я лично не был, но слышал, виноград, говорят, почти даром. Фрукта разная — ешь не хочу. Вина молодого — залейся. При уме копейку зашибить можно, где хочешь. А ты поехал патриотизм показывать. Теперь корми в тайге мошку. Жри в Братске, в столовой, камбалу на ангарской воде жаренную.

Володя и Толя сразу прекратили спор, прислушались к Сашкиным словам.

«Опять он свое начинает», — подумал с горечью Николай. Но не успел ничего сказать, услышал злой голос Толя:

— Ну и поезжай туда. Кто тебя держит? А к Юрке не цепляйся!

— Поехал бы, — Сашка уставился на брата недобрым глазом и вдруг льстиво улыбнулся: — Да ведь и мне, Толя, охота в Братскую ГЭС свой кирпич положить. И мне передовым когда-нибудь надо заделаться…

Толе стало неловко перед братом. Зря, конечно, высказался, пожалел он. Дима Полодухин понял его состояние, поспешил на выручку:

— Главное, Саня, нас держись. С нами знаменитым электриком станешь. Еще и орден, гляди, получишь.

— Тебе, Александр, если хочешь с нами работать, — солидно сказал Женя-москвич, — надо кругозор расширять. У тебя кругозор не тот. С таким в нашей бригаде нельзя. Мы для всех стараемся, а ты все к себе гребешь.

— На спутнике ему сперва полетать надо, — хохотнул Володя Данчевский. — Там кругозор куда шире. Всю землю видно.

Все, даже Сашка, засмеялись. И Николаю показалось, что дело пойдет на лад, что Сашка вроде бы всеми прощен.

Тьма обступила их со всех сторон, и казалось, шагни от слабо горящих сучьев, сразу наткнешься на черную стену. Давно уснули птицы, угомонилось все в лесу, даже мошкара куда-то попряталась. В небе перемигивались августовские звезды, холодком повеяло из низины, где протекал ручей.

Утром Николай вывел бригаду на трассу. Через мелкий осинник, тревожно шелестевший листьями, вышли на взгорок. Николай невольно остановился. Чистое, промытое до нежнейшей голубизны небо простерлось над покрытыми чащей горами. В каплях росы дробилось и сверкало солнце, тончайшие узоры паутинок висели на ветвях, и по невидимой ниточке взбирался-карабкался трудяга-паучок. А далеко за распадком, на крутогорье, подернутые маревом, виднелись домики Анзебы. Дышать было легко, и Николай с минуту, забыв обо всем, смотрел на таежные дали, на голубой простор над землей. Очнувшись, догнал ребят, шагавших по просеке, дошел с ними до первого пикета — места, где предстояло по-ставить первую опору. Здесь были вбиты в землю два обструганных колышка. Николай оставил на пикете Толю, Диму Полодухина и Володю Данчевского. А сам вместе с Женей, Сашкой и Юркой пошел на следующий пикет. Едва отошли, позади раздался звон пилы. Николай оглянулся и увидел — Дима и Толя стали валить сосну для опоры, а Володя принялся рыть первый котлован.

«Ну, дело теперь пошло», — подумал Николай и быстрее зашагал к следующему участку. Разыскав свои колышки, Николай и Юрка стали готовиться к работе, а Сашка тут же заартачился, сказал, что инструмент не наточен и он готов с попутной машиной ехать в Братск, наточить, иначе работа — не работа.

— Никакого Братска, — твердо сказал Николай, — не выдумывай. Бери лопату, и чтобы тебя больше не слышал.

Сказал, как отрубил. Пришлось подчиниться.

4

А ровно через неделю, в воскресенье, Сашка и участковый мастер Малахов сидели в чайной, в старом Братске, возле фикуса в деревянной кадке. Над ними висел красочный плакат: «Русские композиторы», а пониже табличка: «Приносить и распивать спиртные напитки запрещено».