Найденыш с погибшей «Цинтии» - [40]

Этим пассажиром был Тюдор Броун. Он представился капитану и потребовал свою каюту, куда его тотчас же проводили.

Ещё через минуту, после двух — трех пронзительных протяжных гудков, заработал винт парохода, за кормой забурлила белая пена, и «Аляска», величественно рассекая зелёные воды Балтики, покинула Стокгольм. А собравшиеся на берегу зрители провожали её громкими криками, оживлённо размахивая платками и шляпами.

Эрик отдавал распоряжения с командного мостика. Бредежор и доктор, облокотясь на перила левого борта, посылали приветствия Кайсе и Ванде, стоявшим на молу. Маляриус, уже почувствовав мучительное недомогание, поспешил к себе в каюту.

Целиком поглощённые мыслями о предстоящей разлуке, ни пассажиры, ни провожающие не заметили появления Тюдора Броуна. Поэтому доктору не удалось скрыть своего удивления, когда, обернувшись, он вдруг увидел его поднимающимся на верхнюю палубу. Он шёл навстречу, засунув руки в карманы, в том же самом нелепом костюме, с тем же самым цилиндром, как бы намертво привинченным к голове.

— Хорошая погода, — буркнул Тюдор Броун вместо приветствия.

Доктора озадачила такая развязность. Он немного помолчал, надеясь, что этот странный тип попытается хотя бы извиниться и объяснить своё поведение. Но, убедившись, что его ожидания напрасны, доктор перешёл в наступление.

— Так что ж, сударь, выходит, что Патрик О'Доноган вовсе не умер, как вы утверждали! — воскликнул он со свойственной ему горячностью.

— В этом следует ещё убедиться, — ответил иностранец с непоколебимым спокойствием. — Я потому и присоединился к экспедиции, чтобы это выяснить.

Затем Тюдор Броун повернулся спиной и, считая, по-видимому, подобное объяснение вполне достаточным, принялся шагать взад и вперёд по палубе, насвистывая свой излюбленный мотив.

Эрик и Бредежор с неослабным интересом следили за этой сценой. Впервые увидев сейчас Тюдора Броуна, они разглядывали его очень внимательно, гораздо внимательнее, чем доктор. Они заметили, что иностранец, как бы намеренно подчёркивая своё равнодушие, временами украдкой окидывал их взглядом, словно желая проверить, какое он произвёл впечатление. Не сговариваясь между собой, Эрик и Бредежор притворились, будто не обращают на него никакого внимания. Но вскоре, встретившись в салоне, куда выходили двери кают, они стали держать совет.

Для чего понадобилось Тюдору Броуну объявить о смерти Патрика О'Доногана? И какую цель преследовал он теперь, отправляясь в плавание на «Аляске»? На это трудно было ответить. Но невозможно было отказаться от мысли, что его вторичное появление не связано каким-то образом с историей «Цинтии» и «ребёнка на спасательном круге». Ведь интерес Эрика и его друзей к судьбе Патрика О'Доногана объяснялся предположением, что матросу известны причины катастрофы. Именно поэтому необходимо было во что бы то ни стало его разыскать. А сейчас они видели перед собой человека, который сначала по собственному почину пришёл сообщить о гибели Патрика О'Доногана, а потом навязался в участники спасательной экспедиции после того, как его показания были опровергнуты самым непредвиденным образом! Отсюда можно было заключить, что он преследовал какие-то личные интересы, и самый факт его визита к доктору Швариенкрона указывал на зависимость его интересов от поисков, предпринятых доктором.

Все это наводило на мысль, что в раскрытии тайны происхождения Эрика Тюдор Броун мог бы сыграть не меньшую роль, чем Патрик О'Доноган. Как знать, не владеет ли он уже сейчас ключом к этой загадке, тем самым ключом, который они разыскивали так долго и тщетно? Если это действительно так, то как отнестись к его присутствию на корабле — радоваться или опасаться?

Бредежор склонялся к последнему: и поведение, и облик этого странного субъекта внушали ему подозрения.

Доктор, напротив, допускал искренность поступков Тюдора Броуна, который, при всей своей эксцентричности, мог преследовать честные намерения.

— Если ему и в самом деле что-либо известно, — рассуждал доктор, — то близость в отношениях, неизбежно возникающая при совместном путешествии, рано или поздно заставит его разговориться. В таком случае, нам даже повезло, что он находится среди нас! А на худой конец, мы выясним, что же связывает его с ирландцем, если только нам того удастся найти.

Что же до Эрика, то он даже не решался выразить чувство, охватившее его при виде этого типа. Это было даже не отвращение, а ненависть, инстинктивное желание наброситься на него и вышвырнуть за борт. Юноша был убеждён, что этот человек каким-то роковым образом связан с трагедией его жизни. Но Эрик покраснел бы от стыда, если бы, поддавшись своему предубеждению, высказал свои мысли вслух. Он ограничился только замечанием, что, со своей стороны, никогда не принял бы на борт Тюдора Броуна, если бы имел право голоса в этом вопросе.

Как вести себя с таким пассажиром? На этот счёт мнения также разошлись. Доктор полагал, что было бы дипломатичнее обращаться с Тюдором Броуном дружелюбно, чтобы заставить его разговориться. Бредежор, как и Эрик, испытывал непреодолимое отвращение к подобной комедии, да и к тому же трудно было поручиться, что и у самого доктора хватит выдержки довести её до конца. Поэтому было решено предоставить самому Тюдору Броуну и последующим событиям наметить ту линию поведения, которой следовало придерживаться.