Навстречу подвигу - [2]

— Тризна? — Викторов приподнял плечи. — Ну, как тебе пояснить, Керим?.. Ну, вроде погребального обеда, поминки. Только поминки по хорошим устраиваются покойникам, а по немцу обидно. Ошибся, видать, словом главстаршина...

Они молча поднимались в гору. Каждый из них думал свою думу. Каждый из них вспоминал родных своих, убитых немцами на крымской земле.

Когда разведчики поднялись на взгорье, Грицай наметил рукой линию, и они зашагали плечом к плечу. Вначале шли, размахивая руками, потом руки, повинуясь какому-то объединяющему чувству, сошлись, потом легли на плечи. Моряки шли, твердо пристукивая каблуками, и позади них ворчливо шумело море.

Этих четырех человек объединяло горе. Первая беда, упавшая на их сердца, — Севастополь. Все четверо — севастопольцы. У каждого из них была своя жизненная судьба, но одно общее дело. Кричихин рулевой, с эсминца, сражался за Севастополь, его корабль почти еженощно прорывал блокаду города. Потом он ушел в морскую пехоту и боролся за Кавказ. Викторов и Грицай служили на севастопольских батареях Пьянзина и Матушенко. Керим не захотел оставаться под немцами и присоединился к морским пехотинцам Тарана. Он появился среди моряков с детской «колясочкой» — самодельным колесом, прибитым гвоздем на палку. Мальчишку всерьез не принимали. Но однажды на Кериме задержался опытный глаз командира. Он подозвал его: «Отец там, Керим?» — спросил он, махнув в сторону орудийного рева и дыма. «Там». — «Проведать хочешь?» — «Нет». — «А если нужно?» — «Проведаю». Мальчишка засмеялся, догадавшись, в чем именно дело. «Считать умеешь?» — «Умею». — «Посчитаешь, кстати, где что и как...» Керим ушел на ту сторону. Он переполз огневую линию фронта и, появившись в тылу немцев, покатил по дороге свою «колясочку». Придя в свое село, ставшее базовым прифронтовым, он подробно подсчитал все орудия, танки, повозки, улицы, где все было расположено, и возвратился к севастопольцам. Огонь, открытый батареями, уничтожил технику противника. С тех пор Керим стал заправским разведчиком. Он ходил по знакомым ему селам и катил свое колесо. Керим корректировал стрельбы, сообщал о действиях наших снайперов, устанавливал нахождение передвижных артиллерийских точек немцев. Однажды его увидел отец, потащил домой, но он вывернулся и исчез. Немцы заметили мальчишку. Они схватили его, били, отрезали кончик языка. Керим плакал, кричал, но ничего не выдал. Немцы выбросили его на улицу, и, окровавленный, он приполз к своим. Больше его в разведку не посылали и отвезли на лидере в Новороссийск. Теперь мальчик сильно шепелявил, его речь трудно было разобрать. Моряки ценили его и установили над ним шефство...

— Немцы поддерживают свое господство в Крыму жесточайшим террором, — сказал разведчикам капитан второго ранга, — немцы угоняют жителей и сжигают деревни. К сожженным раньше деревням — Лаки, Новый Керменчик, Бешуй, Айлянма, Чермалык, о которых вы уже слышали, добавились сотни новых...

Гитлеровцы должны быть выгнаны и будут выгнаны из Крыма. Срок их гибели приближается. Он зависит и от нас. Вы должны пройти по крымской земле и пронести весть о скором избавлении. Вы должны помочь группам патриотов, поднимающихся с оружием в руках. Вы должны указать им пути движения и объединения. Ваше задание — трудное, опасное, но почетное. Вы все умеете говорить на языке крымских татар?

— Все, — ответил Грицай.

— Хорошо. А если вы потеряете друг друга?

— Нас соберет крик черного дятла, товарищ капитан второго ранга.

— Желаю успеха, товарищи.

Ночью они вышли в море. Волны трепали катер. Керим прижимался к плечу Викторова и спрашивал, скоро ли Крым. Мальчишка шепелявил, и Викторов с трудом разбирал его слова за шумом волны, зло бьющей в борта, за шумом машин. Кричихин сидел на корточках, как огромная настороженная птица. Появился строгий Грицай. Катер трясло меньше.

— Пора, — сказал Грицай. — Крым...

Вырывало из-под ног скользкие ступеньки крутого трапа. Командир корабля что-то кричал Грицаю. Возле борта уже плясала шлюпка, проваливаясь, казалось, вместе с кораблем в глубокую пропасть волны. Потом шлюпка оторвалась и понеслась к берегу.

Через несколько минут четыре моряка, четыре комсомольца, отобранные по «принципу мести», выпрыгнули на берег. Пенные брызги, как снегом, забрасывали их по самую макушку. Оставляя вмятины глубоких следов на холодном песке, они окунулись в темноту.

Крик черного дятла раздался у скал. Птица кричала так, как обычно, когда предвещала хорошую погоду.