Навстречу ограниченному государству - [6]

Люди, долгое время не имеющие работы, принадлежат к категории самых обездоленных граждан, чьим интересам, по мнению Ролза, должно уделяться приоритетное внимание (Rawls 1971). Однако парадокс такой ситуации заключается в том, что именно вмешательство в экономику, характерное для расширенного квазилиберального «государства всеобщего благосостояния», приводит к росту безработицы. Этим я не утверждаю, что любые возможные варианты такого государства неизбежно порождают хроническую безработицу. Подобное происходит далеко не всегда: свидетельство тому – показатели в этой области, которые демонстрируют в последние годы Великобритания, Соединенные Штаты и Ирландия. Однако можно утверждать, что отклонение от модели ограниченного государства (т. е. ослабление или демонтаж механизмов, сдерживающих его расширение) создает риск государственного вмешательства в экономику, чреватого целым рядом нежелательных последствий [12] и при этом не достигающего заявленных целей [13] .

В большинстве развивающихся стран существует квазилиберальное или нелиберальное государственное устройство, а уровень экономической свободы и степень ее защиты государством в них существенно различаются. Дискуссия о причинах различия в показателях роста, которые демонстрируют эти страны, еще далека от завершения, но, на мой взгляд, вряд ли стоит сомневаться, что более широкое и лучше защищенное пространство экономической свободы способствует росту, а масштабное ограничение этой свободы государством приводит к катастрофическим последствиям (см.: Scully 1992; Hanke, Walters 1997; Keefer, Knack 1997; Dollar, Kray 2000). Развивающаяся страна не может жертвовать экономической свободой ради социального благосостояния – отказавшись от свободы, она закрывает себе путь к благосостоянию. Как показывает опыт, тот же принцип действует и для стран с переходной экономикой (Balcerowicz 2002).

Небольшую группу развивающихся стран Восточной Азии, демонстрирующих чрезвычайно высокие темпы экономического роста, можно рассматривать как своеобразную «лабораторию» для проверки различных гипотез о соотношении роли государства и рынка. Можно ли объяснить это «экономическое чудо» некими особыми формами вмешательства со стороны нелиберального государства (например, целевым кредитованием или индустриализацией под руководством властей)? Подобную гипотезу легко опровергнуть. Правящие режимы в странах, где произошло это «чудо», в разной степени вмешивались в экономику, но в их действиях прослеживается одна общая черта – наличие фундаментальных элементов экономической политики, характерных для ограниченного государства: относительная открытость экономики, низкий уровень налогообложения и поощрение частного предпринимательства (Balcerowicz 1995а: 26–27; фактические данные см.: Quibria 2002).

Что же касается мнения марксистов о том, что частная собственность и свободный рынок препятствуют экономическому развитию, то опыт истории показал его полную несостоятельность. Не было ни одного случая, когда страна с нерыночным, этатистским экономическим устройством добивалась бы экономического успеха. Самый радикальный отказ от свободы в истории обернулся гигантским ущербом с точки зрения благосостояния. Остается лишь удивляться, почему такое количество ученых поддерживало утверждение об экономической дееспособности и даже превосходстве социализма, игнорируя предостережения Мизеса и Хайека [14] .

Итак, мы рассмотрели вопрос о влиянии ограничения экономической свободы на некоторые аспекты экономического развития. Однако существуют и другие важные показатели – например, уровень преступности, коррупции и уклонения от налогов, а также размеры теневой экономики. Насколько они зависят от того, к какой категории относится государство?

Существует понятие «первичных преступлений» – т. е. действий, которые считаются преступлениями в любом современном обществе (убийства, разбойные нападения, грабежи, изнасилования). Что же касается расширения функций государства, то оно порождает целый набор «вторичных преступлений» (Friedman, Friedman 1984: 136). Впрочем, ограничения, перекрывающие доступ на рынок товарам, пользующимся большим спросом, приводят не только к «вторичным» преступлениям, но и в какой-то степени способствуют росту преступлений «первичных» (например, убийству людей в бандитских «разборках» и перестрелках с полицией). Наглядным примером в этой связи служит «сухой закон», введенный в США в 1920-х годах. Рост социальных выплат – главная причина резкого увеличения государственных расходов в европейских странах после Второй мировой войны – привел не только к повышению налогов, но и к расширению масштабов преступности в налоговой сфере, а также породил теневую экономику.

В коммунистическом государстве в разряд «криминала» попадает беспрецедентное количество видов человеческой деятельности: любое частное предпринимательство считалось тяжким уголовным преступлением, да и независимая политическая активность была запрещена законом [15] . Этот пример нагляднейшим образом показывает, почему правоохранительную функцию государства нельзя считать самоценной. Все зависит от того, что именно государство «охраняет» – экономическую свободу или ограничения таковой.