Навозный жук летает в сумерках… - [3]

— Слушай, пойдем назад, а? — предложила она. Но Давид не собирался возвращаться. Слишком поздно, сказал он. Он был возбужден, его лицо было абсолютно белым в лунном свете.

Анника обернулась и посмотрела на Юнаса, который стоял под горкой и записывал на магнитофон гудение комаров. Ей стало как-то не по себе.

— Давид, пожалуйста… Уже поздно, Юнасу пора домой…

Но Давид ее не слушал. Он указывал наверх, на тропинку.

— Здесь, за следующим поворотом, за кустами, тропинка обрывается. Потом начинается крутая старая лестница с довольно истертыми ступенями. Если подняться по ней, то попадешь на цветочный луг, к каменной стене с белой калиткой между двумя колоннами. Перед калиткой лужайка, а слева — беседка, заросшая сиренью. В нескольких метрах от беседки — пруд. У пруда стоит белая скамейка, краска на ней уже слегка облупилась. За скамейкой цветет жасминовый куст. От пруда ведет выложенная камнем дорожка, по обе стороны которой растут кусты желтых роз…

Давид был как будто в трансе, Юнас подошел к нему и записал на магнитофон все, что он сказал. Давид замолчал и отсутствующе посмотрел на Юнаса.

— Продолжай, Давид! — попросил Юнас. — Не обращай на меня внимания! Продолжай!

Давид провел рукой по глазам.

— Нет, — ответил он, — пока что все.

Он повернулся к ним спиной и пошел вверх по тропинке. Теперь он шел уже не так быстро. Анника взяла Юнаса за руку.

— Боишься темноты? — спросил Юнас.

Анника покачала головой. Темно не было, все вокруг заливал лунный свет. Когда они обошли кусты, то оказались, как и говорил Давид, перед крутой каменной лестницей. Она была совсем старая, и ступеньки на ней потрескались. Сквозь трещины пробивалась трава, блестевшая в лунном свете. Анника немного озябла. Вечерний ветер слегка шевелил траву и листья на деревьях.

На земле перед собой ребята видели собственные тени, а воздух был наполнен светом. Поднимаясь по лестнице, Давид нагнулся, сорвал какую-то цветущую травку и протянул Аннике.

— Звездчатка, — прошептал он. — Stellaria Graminea.

На стебле росли маленькие белые цветочки.

Юнас и Анника тоже стали подниматься по лестнице. Они миновали луг, где в лунном свете спали полевые цветы, прошли через белую калитку, потом по лужайке мимо беседки, окруженной кустами сирени. Дойдя до облупившейся скамейки у пруда, они остановились и сели. Перед ними, между кустами желтых роз, бежала каменная дорожка. Точь-в-точь, как только что описал Давид.

— Похоже на сон, — прошептала Анника. Давид глубоко вздохнул.

— Да, — проговорил он, — это и в самом деле сон, но только наяву.

— То есть?

— Этот сад мне сегодня снился. Я пришел той же дорогой, что и сейчас. Поэтому мне все так знакомо. Мне приснилось, что я здесь был.

Он на секунду замолчал, затем произнес:

— Еще я был в доме… Тогда, во сне. — Он указал на белый дом, видневшийся между деревьями.

Он говорил очень тихо, почти шепотом. Магнитофон был включен, Юнас записывал каждое слово.

Давид встал и медленно пошел к дому, окруженному высокими липами. Юнас шел за ним по пятам, чтобы ничего не пропустить. Давид говорил тихо, голос был совсем глухой, как во сне.

— Я попал в прихожую с лестницей и прошел через много комнат, но все в этом доме мне было незнакомо. Я знал, где какие двери, хотя никогда не был здесь раньше. Я знал, где что стоит, — мебель, вещи, я знал все. Я прошел мимо окон с цветами, и мне казалось, я знаю, что это за цветы, но я не узнавал их. И все это время кто-то напевал какую-то песенку — очень необычную и красивую. В углу одной из комнат стояли часы, рядом на окне — какое-то растение, единственное в комнате, с голубыми цветами; я остановился перед ним. Часы пробили несколько раз, я не считал, сколько, но ударов было много. И тогда я увидел, как листья на цветке зашевелились, они приподнялись и, словно руки, медленно-медленно потянулись ко мне. Все это время кто-то пел — какая-то девочка, я не видел ее, не знал, где она и кто она, я только слышал голос, который звучал непрерывно…

Давид замолчал. Он все еще стоял, подняв руки, как те листья на цветке, о которых он только что рассказывал.

— А потом я проснулся, и все, — сказал он.

— Мне такие сны никогда не снятся, — задумчиво проговорила Анника. — Интересно, что означает твой сон?

Давид пожал плечами.

— Наверное, ничего особенного… Не знаю.

Вдруг Юнас опрометью кинулся к дому.

— Что он задумал? — удивилась Анника и побежала за ним.

Они нашли Юнаса за кустом у стены дома. Свет нигде не горел, но два окна — на первом и на втором этаже — были открыты. Из темной комнаты наверху доносились шаги.

Не успели ребята и слова произнести, как Юнас вскарабкался на яблоню, которая росла возле дома. Анника схватила Юнаса за ногу и попыталась стащить с дерева, но осталась стоять с сандалией в руке.

В комнате наверху зажглась лампа. Из окна в сад падал слабый свет. Юнас был уже высоко, он прислонился к стволу, укрывшись за густой веткой.

Давид и Анника, едва дыша, притаились за кустом. Они слышали, как Юнас включил магнитофон и шепотом начал свой репортаж:

— Говорит Юнас Берглунд! Я нахожусь на месте происшествия у Селандерского поместья. Условия для записи не очень благоприятные, и я вынужден извиниться за качество звука. Я занял позицию на яблоне, прямо перед открытым окном на втором этаже. Окно на первом этаже тоже открыто. Но здесь, в комнате наверху, только что загорелся мерцающий свет. Кажется, я слышу… минуточку! Я должен ненадолго прерваться, чтобы записать звуки в комнате. Здесь явно что-то происходит! Одну минуту!