Навозный жук летает в сумерках… - [11]

Анника рассмеялась. Ее не удивило, что Юнаса вполне устраивало такое толкование.

— Конечно, ведь Юнас Берглунд только и думает, что о конфетах, — съязвила она.

— Кто бы говорил! — Юнас угрожающе двинулся в ее сторону.

— Хватит ругаться, — сказал Давид. — Ведь это же просто потрясающе!

Юнас благодарно посмотрел на него. Да он и не мечтал о таком повороте событий. Честно говоря, если бы не Давид, то он бы не заметил шепота на пленке, ведь его внимание было приковано к фру Йорансон. Но все оказалось куда интереснее.

Он снова включил магнитофон.

— Ну что, Анника, ты и теперь ничего не слышишь?

Они выжидающе смотрели на Аннику. На этот раз им казалось, что слышно очень отчетливо!

Голос сказал либо: «В липкой темноте Эмилия», как послышалось Юнасу, либо: «В летней комнате… я… Эмилия» — как думал Давид.

— Ну, Анника? Что скажешь? Ты по-прежнему ничего не слышишь?

— Нет, почему же… слышу какой-то шум, — засмеялась Анника и быстро вышла из комнаты.

Она не собиралась тратить время на разные глупости. Ей нужно было идти назад в магазин, работать.

КОМПОЗИЦИЯ

Когда Давид вернулся домой, отец все еще сидел за пианино и обрабатывал ту же мелодию. Он был так погружен в работу, что ничего не слышал.

Давид прямиком направился к себе в комнату и лег. Несмотря на ранний час, он ужасно устал. И сам не заметил, как задремал.

Но вдруг он встал с совершенно ясной головой и пошел к отцу. Давиду вдруг показалось, что отец стал играть неправильно, что он изменил мелодию.

Обычно он никогда не мешал отцу работать, но сегодня отвлекал его уже во второй раз.

— Послушай, Сванте! — произнес Давид и запнулся. Вообще-то он никогда не называл отца по имени, но тот ничего не заметил.

— Да? — отозвался он.

— Ты изменил мелодию, — сказал Давид. — Почему?

Отец оторвался от пианино.

— Я должен попробовать разные варианты. С такими мелочами приходится много возиться. Со стороны кажется, что сочинять музыку просто, но это не так.

— А по-моему, ты играешь неправильно! — сказал Давид, удивившись своей наглости. Однако отец, похоже, не обиделся.

— Не думаю. Я пока еще точно не решил, как она должна звучать, — ответил он и продолжил играть.

Но Давид чувствовал, что не может просто так это оставить.

— Сванте, послушай, — сказал он. Отец кивнул и перестал играть.

— Смотри, ты начинаешь вот так! — Давид напел: данг-да-данг-да-да-да-данг… — По-моему, это неправильно. Раньше было по-другому.

— Да? Ну и как же, по-твоему, надо?

Давид на секунду задумался, мелодия звучала у него в голове, нужно было только извлечь ее наружу.

— А вот как! — ответил он и снова запел: да-да-данг-динг-да-динг-динг. — Вот так, по-моему, хорошо.

Отец начал играть, но не сразу смог подобрать мелодию.

— Как, ты сказал?

Давид снова напел, и отец попробовал еще раз.

— Да, замечательно! Так и должно быть! Теперь-то я слышу! Спасибо тебе, Давид!

— Не за что. А что с припевом?

— А ты думаешь, нужен припев?

— Мне кажется, нужен.

— Правда? И как он должен звучать?

— Я слышу так, — ответил Давид и напел простую, но необычную мелодию. Отец сыграл и удивленно посмотрел на Давида.

— А почему бы и нет? В самом деле… Но…

— Никаких «но»! — решительно сказал Давид. — Должно быть именно так! И никак иначе!

Отец засмеялся.

— Надо же, какой строгий! — Он огляделся в поисках нотной бумаги. — Лучше я сразу запишу, чтобы не забыть…

— Если забудешь, я тебе напомню, — сказал Давид.

— Может, тебе тоже начать сочинять музыку? — с довольным видом спросил отец, но Давид покачал головой.

— Ни за что! — ответил он так, будто отец предложил ему что-то невозможное.

— А как же ты придумал эту мелодию?

— Это не я придумал…

Папа внимательно посмотрел на него — он не совсем понял, что Давид имел в виду.

— Конечно, эта музыка была почти готова, — сказал он, — и я много раз играл ее, но припев… как тебе это удалось?

— Я не знаю… Он просто звучал у меня в голове, вот и все.

Давид стоял с рассеянным видом. Так было всегда, когда он не хотел продолжать разговор.

Отец нашел нотную бумагу и начал записывать. Давид все не уходил. Отец с нежностью и благодарностью посмотрел на него, и Давид ответил таким же, полным любви, взглядом. Ему очень хотелось рассказать, откуда взялась эта мелодия, но все было слишком непонятно и странно. Настолько странно, что он и сам боялся об этом думать. Ведь песню напевал женский голос в его сне. Возможно, Давид и не вспомнил бы эту мелодию. Но когда услышал, сразу узнал ее. Это же просто невероятно! Ни с того ни с сего папа заиграл мелодию из его сна! А что, если, папе приснился тот же самый сон? И он тоже не решается о нем рассказать?

Отец писал, склонившись над нотами. Нет, этого не может быть. Так не бывает. Давид отмел эту мысль и вернулся к себе в комнату.

Но тут зазвонил телефон, и отец рассвирепел.

— Кто включил телефон? Эти звонки меня с ума сведут! Давид, возьми трубку! Скажи, что меня нет дома! Говори, что хочешь! Мне надо работать!

Но звонили Давиду, на этот раз Анника. Разговаривать было невозможно — Давид слышал, как папа вздыхает и охает у себя в комнате. А Анника, как назло, хотела поговорить. Она боялась, что Давид обиделся на нее за то, что она не отнеслась всерьез к шепоту на пленке.