Навигаторы Вселенной - [36]

Пока я приходил в себя, Жан обратился к марсианам. Я достаточно хорошо знал их язык, чтобы понять, что мой друг спрашивает жителей о том, что случилось за время нашего отсутствия. Почему они замуровали сами себя глубоко под землей, кто разрушил их наземные жилища.

Однако они так и не успели толком ничего рассказать, потому что я бросился вперед, засыпав трехногов вопросами о Грации и её отце Непобедимом. Я сразу заметил, что, когда я упомянул о вожде марсиан, многие из собравшихся отвели взгляд. А потом трехноги начали мяться, и, наконец, один из них объявил:

— Вы задаете много вопросов, на которые сложно ответить. Мы не станем рассказывать вам о том, что знаем скорее понаслышке, чем из первых рук. Тем не менее мы можем заверить вас, что наша правительница Грация ныне пребывает в целости и сохранности. Что же касается её отца Непобедимого, его судьба скрыта от нас… И мы думаем: вместо того чтобы кормить вас слухами, которые доходят до нас порой в весьма искаженном виде… Лучше будет, если один из нас отведет вас на самые нижние уровни, где находится Грация, и вы услышите о печальных событиях, постигших наш народ из первых уст.

Нам ничего не оставалось, как последовать за трехногами. Однако теперь мне стало много легче. Какая бы катастрофа ни обрушилась на обитателей Марса, я был уверен, что мы сможем помочь и, что самое важное, с Грацией ничего не случилось…

Встреча с Грацией

Грация — существо изящное прекрасное даже среди марсиан. В чем-то она напоминала удивительное произведение искусства и зачаровывала не только своим внешним видом, но и своим высоким интеллектом, который выделял её даже среди марсиан…

Пещера, в которой она нас встретила, сильно отличалась от обычной сельскохозяйственной пещеры. Здесь тоже, как и большинстве подобных пещер, протекал подземный поток, который, собственно, и послужил причиной образования подземной полосы, столетиями вымывая более мягкую породу, пока в недрах не образовалась огромная каверна. И многие столетия назад, когда трехноги спустились к её берегам, они, вместо того чтобы облагородить почву и засадить пещеру одним из видов полезных растений, возвели в центре её из камней странное сооружение, лишь отчасти напоминавшее строения, которые возвродили они на поверхности.

Как узнали мы чуть позже, это сооружение соединяло в себе функции общественной арены, на которой марсиане решали споры, если такие случались, а также общественной трибуны, огромного склада, где хранились рабочие образцы марсианских машин. Выглядело же оно удивительно, потому что при его возведении архитектор отчасти использовал природные образования: сталактиты и сталагмиты, переплетенные в единый узел каменной кладкой, поверх которой легли резные плиты с удивительными барельефами, которые были не вырезаны, а нанесены непонятным нам образом, являя собой вариант того же удивительного явления — свечения в небе. В результате издали казалось, что это здание светится изнутри.

Несмотря на то, что ноги сами собой несли меня к Грации, я остановился, любуясь великолепием это подземного сооружения, настоящего чуда света…

На меня нахлынули воспоминания, как возле этих же камней, возраст которых насчитывал миллионы лет, мы молча сидели с Грацией, погруженные в сладостные думы и её голова покоилась на моем плече, а потом были нежные объятия, больше напоминающие объятия матери и дитя, чем мужчины и женщины в нашем земном, плотском понимании. И во всем этом тогда не было и тени первородного греха Адама и Евы, который стал одним из столпов, положенных в основу нашей земной культуры. Во всем этом было нечто великое и возвышенное. Это было то чувство, о котором не раз писал наш великий соотечественник поэт Урании — Каммиль Фламмарион. Он называл подобное чувство любовью небесной, или любовью неземной, любовью истинной, к которой рано или поздно придет все человечество, воспрянув из грязи порока, порожденного необходимостью греховного деторождения…

Когда мы вошли в центральный зал подземного храма-дворца, Грация шагнула нам навстречу.

После долгой разлуки Грация в сопровождении других трехногов, ожидавшая нас, показалась мне ещё прекраснее. Грация ничуть не походила на земных женщин, а воспринималась скорее даже не как живое существо, а как произведение непревзойденного художника, имя которому Природа. Было в изгибах её тела, в форме её головы нечто прекрасное, неземное. Нет, в душе моей не было ничего, напоминающего любовь в человеческом понимании. Меня охватило совершенно иное чувство, более глубокое, великое и всепоглощающее, чем плотская страсть, присущее скорее небожителю, а не обитателю Земли…

— Я так рада снова увидеть тебя, Жак, — это были её первые слова.

Я же буквально окаменел перед её красотой, не в силах выразить в словах чувства, охватившие меня, поэтому Жану пришлось шагнуть вперед и первым приветствовать дочь Марса. Я же безмолвно стоял и пялился на Грацию. Наконец, разорвав невидимые цепи, сковавшие меня, я шагнул к Грации и спросил:

— Мы видели развалины наверху, с трудом добрались сюда… Что случилось? Мы отсутствовали не так долго, но перемены…