Навигация - [20]

Что делать будешь, бестолковый?

Словно услышав мои мысли, он тут же шагнул вбок, перевёл взгляд правее и замер, заметив в глубине двора пикап. Настал момент истины.

Смотри, Монтекки, смотри, теперь всё будет не только зримо, но ещё и материально, всё по-взрослому. Мало ли, чего ты там себе планировал… Вот машина, значит, я где-то тут, угадал. И тебе придётся меня убить, чтобы ей завладеть.

Шанс я ему давал, честно. Если прямо сейчас байкер Сева осознает всю губительность ситуации и бестолковость затеянной авантюры, да махнёт знакомым маршрутом через забор на волю, то можно считать, что гиббону посчастливилось.

Осознавать он не захотел.

Ухватив пистолет двумя руками перед собой на уровне глаз, он излишне напряжённо двинулся вперёд, и это определило дальнейший, вполне естественный ход событий. Это очень неприятно, когда ты посекундно наблюдаешь, как другой человек на твоих глазах принимает положительное решение по убийству тебя, любимого. Смотреть, как играет мимика, меняется выражение лица — убийцу читаешь, как книгу страшную. В скоротечном бою, в свалке, в перестрелке на дальних дистанциях этого страшного ощущения не возникает, там ведь просто: вот враг, вот товарищи по оружию. Здесь же…

Только что он решил меня завалить. И теперь идёт по мою голову.

В чём-то я его даже зауважал. Не каждый способен так отвечать на вопрос о твари дрожащей. Вот только кроме резких решений в этом деле требуются ещё и необходимые умения. По всем законам ковбойского жанра мне надлежало опять заморозить его зычным голосом, ошарашить, затем басовито выдать в ошалелые глаза пару веских рубленых фраз с назидательными нотками, обличить и опозорить.

Но в жанрах я не признаю рамок и штампов. Потому что собираюсь жить долго.

Гиббонам тут не место. Сложное время, пацан, не дождаться тебе счёта да третьего раза…

Ду-дум!

Автомат выплюнул двойку, человек без всякой картинности опустился на траву. Его голова была видна очень хорошо, и я опять потянул спуск. Контроль в голову. Сведённая судорогой правая рука байкера разжалась, падая на землю.

— Вот так, Ромео Монтекки.

Хорошо, что я его завалил. Ещё один одинокий волк отсчитал свои последние минуты. Этот безбашенный юноша, отныне навсегда замерший в густой зёлёной траве давно нестриженного газона, и при жизни предпочитающий такую вот трактовку понятия «здравый смысл», мог бы натворить очень много бед.

— Ты там умней, давай, на небесах.

Запасной магазин к трофейному АПС прилагался всего один, и тот был пуст, а в используемом оказалось всего пять патронов. На меня бы ему маслят хватило. Да уж, вовремя ты этот мир покинул, Сева.

Кобуры у байкера не оказалось, что же, как-то будем решать. Есть в Подтёсово хороший кожевенных дел мастер, думаю, по заказу сделает. Конечно, я поначалу мечтательно рассчитывал заполучить штатную деревянную кобуру, позволяющую превращать этот пистолет в пистолет-пулемёт с возможностью ведения автоматического огня, но драгоценному трофейному коню в зубы не смотрят, а холят, кормят и лечат. Прибрав короткоствольное оружие, я снял с него помповое ружьё — им действительно оказался «ремингтон», — выгреб патроны с картечью. Пулевые он, если они и имелись, быстро расстрелял в стычке с преследователями.

— И что теперь с тобой делать? — с искренней грустью спросил я у покойника. — Придётся за лопатой идти, не бросать же тебя под атмосферой.

Как-то паскудно всё получилось. Чёрт… На пустом месте сделал труп.

Вряд ли товарищ Шарданов, как и левобережная община на Взлётке, когда-нибудь узнает о случившемся на территории отеля «Сибирский сафари-клуб». Даже если встречусь с тамошними вождями, то языком трепать не стану.

Я же не идиот.

* * *

Мне никогда не мечталось о яхтах.

Тех самых, океанских, белых. Где стеньги, бакштаг звенит, как первая струна, характерный хлопок паруса над головой да бикини-красавица, позирующая в закатных лучах на баке. И попугай-матершинник с истошным криком: «Па-авора-ачивай на другой галс!». В детстве я исправно, как и большинство годных пацанов, переболел хейердаловским плотом, локально повторил знаменитый поход с киндер-корешками, чуть не загнувшись на местных разливах, и отпустило.

Меня всегда тянуло к простому-речному. К маленьким буксирам-толкачам, к небольшим разъездным и служебным судам. Если вспоминать романтическое, то, максимум, к флотским катерам типа «Адмиралтейский». К деловому, трудовому, как катера КС-100 или маневровые буксиры РБТ, которые в Хатанге называют «роботами». Тянуло к вечным «Ярославцам», настоящей опоре всех речников страны, ко всем этим «Путейским», «Шлюзовым», «Линейным» и «Портовым» — таковое судно хотелось обрести. Да, я знал, что фотографировать будут редко, на обложку календаря с таким судном не попадешь, разве что ведомственного, а понты в кабаке с рассказами поймут лишь коллеги. Вау-эффекта ноль, и пошел бы он в пим дырявый.

Зато ты всем нужен. Ты вечно должен забросить, забрать, дождаться, подтащить или пригнать, передать, разузнать, загрузить, обменять, догнать, обеспечить и завершить.

С дамами в бикини напряженка, тиковой палубы нет, одни труселя в цветочек в нормах матросского юмора, обшарпанная моторка «Обь», стоящая ребром на корме, да судовой пес Бубен. На реке ты всегда свой, а не пришлый. На расхождении тебя приветствуют сирены друзей, тебя вечно тормозят коллеги для быстрого и чрезвычайно важного разговора посреди реки, прямо на фарватере, тебе машут с берега поселковые детишки, пританцовывают на яру. Ты глядишь в бинокль, узнаёшь каждого, и помнишь тот факт, что уже неделю никак не можешь забросить им пакетики «Зуко». Они любят есть прямо из пакетика, точно так же, как и ты в детстве, ничего не изменилось.