Наветренная дорога - [68]

Тот факт, что черепахи способны ежедневно перемещаться на несколько миль от места ночлега к пастбищу, позволяет предположить, что они способны отличить одно направление от другого и ощущают потребность возвратиться домой. Следователь­но, они могут также проложить курс и плыть по нему в открытом море, руководству­ясь какими‑то скрытыми ориентирами, подобными тем, какими руководствуются при миграции лососи, тюлени, дикие утки и угри. Но доказательства этому еще не найде­ны. Также не найдены доказательства способности черепах ориентироваться в открытом море в случае, когда черепаха возвращается домой после путешествия, проделанного на палубе судна. Бывает, что налетевшие штормы затопляют и разру­шают загоны, черепахи обретают свободу, и некоторые из них отправляются домой. Они не только плывут к тем же самым отмелям, но зачастую возвращаются к тому же подводному рифу, возле которого были пойманы.

Капитанам десятки раз приходилось видеть, как черепахи возвращались за десять—тридцать миль, сбежав из загонов на отмелях Москито. Так как улов различных шхун содержится в общем загоне, каждая черепаха имеет метку поймавшей ее шху­ны. Обычно такое тавро представляет монограмму, глубоко врезанную в хрящ ниж­него щита и предназначенную для того, чтобы служить, иногда четыре–пять месяцев спустя, доказательством принадлежности определенному промышленнику при окон­чательных расчетах в Ки–Уэсте.

Задолго до того, как отправиться на остров Большой Кайман, я слышал рассказы лишь о незначительных по расстоянию путешествиях возвращавшихся домой чере­пах и всегда был уверен, что в этих рассказах есть доля правды. Черепахе, плаваю­щей по мелководью, удается находить дорогу домой за несколько десятков миль. Но мне хотелось получить из первых рук информацию о возвращении черепах за сотни миль, наперерез встречным течениям и безбрежным горизонтам, по бездонным и не­объятным океанским водам.

Я уже сказал вам, что не сделал ошибки, направившись к кайманским капитанам; им многое пришлось в жизни увидеть, и они умеют рассказать об этом. Только капи­танов стало гораздо меньше, чем прежде, ведь за последние четыре десятилетия промысловый флот сильно уменьшился.

Кайманские капитаны — простые, обладающие здравым смыслом и знающие море люди — натуралисты- практики, прошедшие школу, в которой безответственное су­ждение или неправильная оценка могли привести к катастрофе. Большинству из них за восемьдесят. На Кайманских островах вообще чаще всего встречаются капитаны пожилые, нежели молодые, но среди стариков редко увидишь одряхлевших. Никто из них не пускается в россказни ради того, чтобы вызвать к себе расположение, привести вас в восхищение или просто развлечь, капитаны рассказывают, чтобы поведать вам загадки природы. Они могут позабыть какую‑нибудь деталь, но никогда не приукрасят свой рассказ вымыслом.

Чарли Буш, с которым я беседовал однажды в жаркий день в Джорджтауне, был одним из этих старых капитанов. Это он рассказал мне о черепахе с искусанными ластами, возвратившейся к родным берегам отмели Москито.

Капитан Тедди Боден был вторым, а капитан Джин Томпсон — третьим моим собе­седником. Одному из них было восемьдесят два, а другому — восемьдесят три года, но это такие здоровые стариканы, каких вы вряд ли видели, правда, Боден слегка глуховат. Они жизнерадостны, веселы и знают великое множество событий, случив­шихся давно, но интересных и поныне. В момент моего прихода оба капитана сидели на веранде ослепительно белого дома, утопающего в зелени альбиции и хлебного дерева. Дом этот, принадлежавший капитану Тедди, был расположен на боковой ули­це, ведущей к взморью.

Капитан Тедди сидел в кресле–качалке и, слегка покачиваясь, заставлял кресло поскрипывать. Передо мной был розоволицый, довольный прожитой жизнью чело­век. Он обрадовался прежде, чем узнал причину моего прихода.

― Входите! Подымайтесь сюда! — закричал он, увидев, что я остановился у белой ограды и рассматриваю дом. — Я рад вас видеть! А теперь скажите, что вам нужно?

Я поднялся по ступенькам и ответил ему, но он ничего не расслышал.

― Он сказал, что хочет поговорить о черепахах… — пояснил капитан Джин.

― О ком? О черепахах? Он так сказал? Это то, что вы хотели, молодой человек?

Я сказал, что это действительно так. Капитаны посмотрели друг на друга, и их гла­за утонули где‑то среди морщин, а потом оба захихикали. Я понял, что хихикают они по двум причинам. Во–первых, потому, что здесь было самое правильное место для разговоров о черепахах; во–вторых, им казалось смешным намерение обсудить та­кой обширный вопрос в случайной беседе, да еще в жаркий полдень. Я не сомнева­юсь, что ход их мыслей был именно таким.

― Его направили туда, куда следовало, — сказал наконец капитан Тедди. — Сади­тесь, молодой человек, потому что мы можем говорить о черепахах долго.

И мы говорили долго. Не так легко было заставить капитанов рассказывать только о том, что мне было нужно. Всякими искусными уловками они уволили беседу в сто­рону, чтобы поведать о вещах, которые, по их мнению, я должен был узнать.

Капитанам было за восемьдесят, у них было о чем вспомнить, и мое ненасытное желание слушать было удовлетворено множеством рассказов, хотя порой трудно было направить ход беседы по определенному руслу. Но, право, стоило послушать рассказы о прежнем промысловом флоте, о том времени, когда нынешние старики были юнгами и лишь становились капитанами, о хороших кораблях и плохих, об удачных годах и дурных, о прежних бурях, которые не признавали разницы между хо­рошими и плохими судами и заставляли женщин проливать слезы, стоя на скалистых берегах.