Навеки вместе - [59]
Пан Лука Ельский начал поспешно натягивать сапоги. Пристегнув саблю, налил в келих вина, выпил его одним махом. Келих подал воеводе.
— Бушует пламя?
— На убыль пошло. Ветер пропал.
— Неси знамена в город. Чтоб не повадно было черни, карать будем волею божией, как обещано мной в письме. — Распахнув двери, крикнул: — Коня!
Прежде чем поднимать войско, войт вел разговор со Шварцохой. Тот был хмур и недоволен. Почти все рейтары и пехота порублены казаками. А те, которые остались живы, не хотели идти в бой. Пан Лука Ельский вскипел:
— У нас уговор был, пан Шварцоха, королевской печатью скрепленный. Рушить его не смеешь!
— Доннер ветер с уговором! — разошелся Шварцоха. — Рейтары и пехота ждут денег, которые обещал гетман Радзивилл.
— Гетман свое слово сдержит, — уверенно ответил войт. — А ты не будь подобен на татар и совестью не торгуй. Те Хмелю готовы служить и королю в один час. Смотрят, с кого больший ясыр взять, да где повыгодней.
Шварцоха скривился:
— Войско наемное, пан войт. И ты смотришь выгоду, и рейтары… Гетман Радзивилл обещал харчи, а кормит чем? — Шварцоха поджал губы.
— К черту, пся юшка! — снова не утерпел войт. — Какие харчи надобны твоим бездельникам?! Не жарить ли им индеек? А пожрав, они будут греть пупы у костров?!
— Воля твоя, гер войт, — твердо ответил Шварцоха. — Завтра рейтары уведут коней в лес.
— Добро, — уже мягче согласился пан Ельский. Понял: наемные рейтары — не квартяное войско. Могут повернуть оглобли. — Добавлю им по три кварты пива в день. А сейчас не в бой ведешь, а в город, из которого удрала чернь и волею божьей на рассвете полегла в болоте. Схизматов усмирять надо. Я отпишу сегодня же гетману Радзивиллу о деньгах. К вечеру прикажу выдать рейтарам по одному злотому из своей казны… Если в городе поживу найдут — ни я, ни гетман перечить не будем. Так и передай войску.
Войско было довольно переговорами с войтом. Оно выступило через час. Следом за ним повели отряды воевода Парнавский и прибывший из-под Слуцка хорунжий Гонсевский. За ними тронулись пушкари. Кое-где город еще горел. К этому времени на всем посаде лежали угли. Выгорели слобода и все улицы, примыкающие к Лещинским воротам. Но огонь добрался вплотную и к шляхетному городу.
От Северских ворот, по улице, пропахшей дымом и притихшей; мчались рейтары. Теперь они были уверены в том, что нет силы такой в городе, которая могла бы остановить их. Попрятались люди по хатам и погребам, залезли на чердаки и, раздвинув солому, с замирающими сердцами смотрели на сытых коней, на сверкающие сабли, на свирепые лица под железными шлемами. Откуда и чей появился в этот час на улице босоногий мальчишка с русой головкой? Придерживая рукой широкую синюю рубашонку, перебежал дорогу и прижался к березе, с удивлением рассматривая войско. Отделился от мчащейся лавины всадник. Чиркнула сабля густой туманный воздух… Ахнули притаившиеся под крышами люди, отпрянули от щелей, прикрыв лица ладонями. А мальчишка остался лежать под березой, раскинув ручонки…
За рейтарами, выставив пики, алебарды и бердыши, бежала пехота и растекалась по кривым улочкам, которые пощадил огонь. Врывались в хаты, кололи, рубили, безжалостно добивали раненых. В сундуках и на полатях искали скарб.
Влетели в дом золотаря Ждана. Бабе, что была на сносях, распороли брюхо. Она тут же скончалась. Золотарь схватил топор, но его прижали пиками к печи:
— Злато!
— Нет у меня злата, — шептал каменеющими губами Ждан. — Ироды…
И золотарь лег рядом с бабой. Войт Лука Ельский, не слезая с коня, объехал свой дворец и остановился у выломанной двери. Потом, не торопясь, взошел на крыльцо. В гостиной остановился. Пальцы судорожно сжали ременную плеть, а сердце застучало сильно и часто. Дворец был разорен. Окна и двери выбиты. Дорогие картины вырваны из багетных рам. На полу — клочья штор и занавесей. Со спинок дорогих кресел вырезана кожа. Везде мусор, битая посуда, утварь. И как подлая насмешка — в середине покоя мужицкий потоптанный лапоть!..
На площади собралось войско. Шум и толчея. Войт приказал обойти все оставшиеся дворы, хватать мужиков и баб и вести к ратуше. На чернь устроили облаву. Привели первого. Лицо в крови, рубаха порвана.
— С казаками был?.. На кол! — приказал Лука Ельский.
На мужика накинули веревку. Потащили, зажимая ладонью рот. А он мотал головой и кричал:
— Казаки еще придут!.. Перевешают мучителей наших…
Рейтары и пикиньеры уже вели стариков и подростков. Пан войт не смотрел на них. Разговаривал о чем-то с паном стражником Мирским, время от времени поглядывая на дворец, и бросал коротко страже:
— Этого — на кол!
— В сило!..
Притащили Лавру. На одном плече висел армяк, разорванная рубаха обнажила белую, впалую грудь, усыпанную мелкими рыжими веснушками. Лавра вырывался:
— Меня пан стражник посылал!
Увидав пана Мирского, вырвался и бросился к нему:
— Пан ясновельможный… Это я, Лавра!..
— Повесить!
Лавра побелел, задрожала борода:
— Пане стражник!.. Я — Лавра… Ты посылал меня в Пинеск. Про казаков доносил тебе!..
Войт сверкнул глазами на стражу. Те схватили Лавру. Он бился в истерике и кусался. Увидав Жабицкого, рванулся к нему.
Роман И. Клаза «Белая Русь» посвящен одной из ярких страниц в истории освободительной войны народных масс Белоруссии в XVII веке. В центре произведения — восстание в Пинске в 1648 году, где горожане и крестьяне совместно с казаками, которых прислал на помощь Богдан Хмельницкий, ведут смертельную борьбу с войсками гетмана Радзивилла.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.