Навеки вместе - [16]
С низкого борта на песчаную отмель положили трап. Полдня носили на берег пеньку. Облегченная барка поднялась из воды. Мужики собрали хворост, разложили костер. Скатили бочонок смолы, который взяли про запас, снесли на берег чан и паклю. Конопатить дело не простое, и кормчий не доверил Фоньке эту работу, хоть и видел в нем человека мастерового. Фонька Драный Нос не обиделся. У берега — густой сосновый лес. Кругом ни души. Пошел в лес собирать ягоды. Земляники в лесу — ковшом черпай. Фонька Драный Нос собирал пригоршнями. Запрокинув голову, широко раскрывал рот и сыпал их, жмуря в блаженстве глаза.
Прошел на поляну, присел у гнилого пня, собрал полную ладонь. Едва опять запрокинул голову, как несколько сильных рук схватили, придавили к земле, прижали ладонью рот. Фонька Драный Нос и охнуть не успел, как оказался связанным. Три мужика в широких синих шароварах склонились над ним. Фонька увидел загорелые лица, черные усы, свисающие змейками. На голове — смушковые шапки. У двоих — серьги в ушах, на боку короткие кривые сабли. «Казаки!..» — мелькнула мысль.
— Щоб тыхо було! — приказал один.
— А чего мне кричать, — ответил Фонька Драный Нос, все же с опаской поглядывая на казаков.
— О цэ и добро! — Казаки поставили Фоньку на ноги. — Пишли!..
Фонька шагал за плечистым, рослым казаком. Руки у Фоньки были связаны, и он, спотыкаясь, едва поспевал за ним. Двое шли сзади. Идти пришлось около версты. Вскоре оказались на поляне, и Фонька Драный Нос раскрыл от удивления рот. Вся поляна в шалашах. Между ними — повозки. Дымят костры. Сверкают поднятые отточенные пики. Возле костров и на повозках казаки. Фонька Драный Нос впервые услыхал украинский говор. Много в нем понятных и похожих на белорусские слов. Подошли к шатру, у которого стоял часовой с мушкетом.
— Зови атамана. Языка привели.
Окинув беглым взглядом Фоньку, часовой тихо и протяжно свистнул. И тут же скрылся за пологом.
Из шатра вышел атаман — чубатый, в темно-синем кунтуше и насунутой набекрень смушковой шапке. За широкий пояс заткнута пистоль. По годам не молод, но и не стар. Настороженные глаза ощупывали Фоньку.
— Где взяли? — спросил атаман.
— С барки…
Атаман, подобрав кунтуш, уселся на березовый чурбак и сплюнул. Еще раз посмотрел на Фоньку.
— Какой это к бесу язык?!. Хлопа привели.
— Теперь и купцы холопское надевают. Кто его знает. У него, атаман, на лбу клейма нет.
— Хлопу не на лоб смотреть надо, а на зад…
— Гарно сказав, батько! — Казаки дружно загоготали.
— Скидывай рубаху, — приказал атаман Фоньке. — Сейчас увидим, какого он роду и племени.
Фоньке развязали руки и вмиг сорвали сорочку. Атаман посмотрел на иссиня-красные рубцы:
— Смотри, Микола, как оно панское письмо отпечатано. — И уже Фоньке: — Как звать?
— Фонькой, по прозвищу — Драный Нос.
— Нос и впрямь драный. Признавайся, напугали казаки?
Фонька не знал, что ответить атаману. То, что струхнул, так это было. Только не казаки в лесу страшны, а харцизки. Те бродят шайками в лесах и, грабят одинаково что пана, что холопа.
— Чего пугаться…
— И я о том. Рассказывай, куда путь держал?
— На Сечь хочу.
— От панов бежишь?
— Стало быть… — Фонька натянул рубаху, вздохнул. — Купец на барку взял до Любечи. А сам из Полоцка.
— Скажи, не ждут казаков в Полоцке? — атаман пытливо прищурил карие глаза в ожидании ответа.
— Ждут, — Фонька Драный Нос подтвердил с уверенностью. — Невмоготу стало под паном. Правда, бают, что и Хмель из шляхетного рода… — Фонька осекся, подумал, что сболтнул лишнее.
Стоявшие поодаль казаки засмеялись. И Фонька засмеялся. Только лицо атамана по-прежнему оставалось серьезным, даже строгим.
— У казаков своих земель хватает. Хмеля не равняй, дурень!
— Может, оно и по-твоему, — подумав, согласился Фонька. — Люд говорит, есть универсал гетмана Хмеля, чтоб белорусцам беды не чинить и брать под свою защиту. Правда ли это?
— Есть. Рукой гетмана писан.
Об этом универсале Фонька Драный Нос слыхал на барке. Из уст в уста передают всякие указы гетмана: чтоб беспрепятственно пропускали купцов с товарами, чтоб оберегали церкви и святых отцов от надругания иезуитов, чтоб с почтением относились к бабам и девкам. И еще всякое такое, чего не запомнил Фонька.
Атаман поднялся и, отыскав глазами Миколу, приказал:
— Принеси Фоньке мяса и хлеба. — Посмотрел испытующе. — Чего тебе на Сечь бежать? Там никого не осталось. Или, может, задумал в наших краях жениться?
Фонька Драный Нос усмехнулся:
— Чего бы нет? Там девки чернобровые.
— А может, пойдешь с нами? — Атаман ждал ответа. — Поразмысли. Неволить тебя не стану.
Словно искра проскочила в сердце Фоньки. Перед господом богом давал клятву расквитаться с панами за каждый рубец на теле, за каждую обиду, что лежала под сердцем, за святую веру, что попирают и топчут.
— С тобой пойду, атаман! — прошептал Фонька пересохшими губами.
— Сотник!
— Я! — отозвался живо казак.
— Дай Фоньке саблю и коня!..
Густой, белый туман стоял над Березой-рекой; лес терялся в синем ночном мраке. Спали птицы, и до рассвета было еще далеко. А сотники уже сидели в шатре атамана. Совещались недолго. Покинув шатер, стали поднимать сотни. Пофыркивали в тишине кони и звенели уздечки.
